Елена Криштоф - Современная история, рассказанная Женей Камчадаловой

Но чего хотела Лариса от Грома?

Еще неизвестно, до чего бы я дошла в своих предположениях, если бы продолжение их разговора не состоялось в моем присутствии тут же, на катере.

На палубе мы все переместились, смешались группами. Вдруг Вика подошла ко мне с просьбой приютить у нас в доме боевую свою планшетку, потому что по вполне понятным причинам Шполянская-старшая начала охоту за ее дневниками. «С чего это Вика взялась за дневники?» — успела подумать я, принимая из рук в руки плоский портфельчик. Но тут же мысли мои побежали в другую сторону: прямо на нас, громко переговариваясь, шли наша Классная, Володька и Охан. Но сестры Чижовы попались им на пути, Лариса остановилась, приобняв за плечи Тоню и Олю. Стояла так, поглядывая трогательно, как девочка.

— Пойми меня правильно, Громов: мы так боролись за первое место, так неужели в самом конце позволим, чтоб нас затерли? А ведь работа в совхозе чуть не главный показатель, это надо учитывать. Разве я не права? Нет?

— Я пять лет уже здесь, — Гром кивнул в сторону Больших Камней, — а у вас еще сколько кандидатов в бригадиры: вон Андрюша, инициативный человек, Мишка не откажется в совхоз выехать, если начальством. Да и сами справитесь…

Она уронила голову, рассматривая исподлобья черствого Громова. И тут удивительно кстати сестры Чижовы выгнули детские свои коленки, вытянули шейки, и Оля выпалила:

— А раньше Марта Ильинична всегда с нами ездила, даже когда… — она не докончила, залилась краской — очки вспотели.

— Даже? — переспросила Лариса. — Что «даже когда»? А? Девочки?

— Даже в прошлом году на яблоки, — ответил вместо девочек могучий бесстыдник Володька Громов, и так прямо, так ясно смотрел на Ларису. — Когда вы уже были нашей классной.

— Чем же было плохо в прошлом году? — удивилась Лариса Борисовна. — Я так поняла: ты недоволен? Нет? Да?

— Нет, — ответил Громов. — Я доволен. Но в это лето остаюсь при своей лопате и черепках. Я их люблю потому что.

На мой взгляд, он мог бы сказать и так: «Потому что люблю Алексея Васильевича». Однако он сказал о черепках и отвернулся от нас и от спора, стал смотреть на воду…

— «Черепки, черепки»! — передразнила его Лариса. — Любил бы лучше целое. И будущее. Из настоящего надо любить будущее: свое, родителей, класса, общее. Нет? Нет — скажешь? Да!

— Нет! — Громов бросил это, не оборачиваясь, что уже окончательно напоминало вызов. Даже я бы сказала так: призыв к ссоре.

— А не кажется ли вам, любителям старины, — вы нашли удобную форму ухода от общества и его нужд? Нет? Да! И обстоятельства видите только свои? А?

— Я, Лариса Борисовна, вижу его обстоятельства. — Володька уже снова стоял перед ней, скрестив руки на груди и откинув лицо с видом человека, который может разбить все доводы.

— Какие — его? Что лежало две тысячи лет…

Может быть, она забыла, что рядом стою я. Как-никак его дочь?

Что пролежало две тысячи лет, действительно могло подождать и еще год. Хотя не стоит забывать: человечество безумно жаждет находок! Прямо ногами переступает от нетерпения человечество, в руки засматривает.

Гром все стоял напротив Ларисы, глаза его по-прежнему светились серым твердым блеском.

— Пойми меня правильно… — Лариса прижала руки к груди.

Но беда заключалась в том, что любую фразу, которая начинается этими словами, нельзя не только правильно понять, но даже услышать.

— Пойми меня правильно, обстоятельства бывают сильнее нас и требуют…

— А вы напрягитесь, напрягитесь. — Володька показал плечами, как надо напрячься. — Напрягитесь и победите свои обстоятельства.

— Или Марту Ильиничну попросите, — произнес наконец разумное Охан. — Пусть она с нами, если вы не хотите.

— Не могу, Андрюша, — поправила Лариса-Бориса с нажимом.

Мы, конечно, все понимали — «не могу» относится не к совету обратиться за помощью к Марточке. Но все-таки сделать и это наша Классная как будто тоже не соглашалась. И только один Гром, получалось так, мог ее выручить, взяв на себя бригадирство в совхозе.

Грому, однако, нисколько не льстило это доверие.

— Каждого где-то кто-то с чем-то ждет. Каждый силен в свое упираться, а другие — гори синим огнем, — так еще сказал Гром. — А? Нет? Я не прав, Шполянская?

Теперь мне уже казалось: Грому все равно с кем, лишь бы ссориться. Но меня удивило, что Вика как будто растерялась под Володькиным взглядом. Однако не больше мгновения это длилось.

— Где же? Кто? Синим? Огнем? — Вика уже смеялась, вскидывая коротко стриженную темную головку. — На что ты намекаешь, Вовочка? Объясни.