Геннадий Михасенко - Я дружу с Бабой-Ягой

— Подъем! — скомандовал Ухарь, заламывая шею. — Митяй, подайся ближе к мальцам!

— У них и так один хвост!

— Подайся-подайся!

— Брандахлысты!— буркнул Митька.

С трудом приподняв «анаконду», мы двинулись дальше. У камбуза проурчала машина, и плотники, увидев нас, завосклицали наперебой:

— Ого, ребятня!

— Вкалывают!

— Давай-давай!

Среди них был, наверно, и папа. Я обрадовался и поднатужился изо всей мочи. Но тут внезапно восхищенные голоса плотников перекрыл возмущенный голос начальника лагеря:

— Это вы что, только начали? Ну, десантнички! — «Анаконда» наша замерла. — Пошли, пошли! Ухарь, шагу! А ну! — Филипп Андреевич почти на коленях подполз под «змею» между мной и Димкой и выпрямился, облегчая наши плечи.

— Стоп! — крикнул Ухарь. — Вправо. Три-четы-ре!.. — И палатка шмякнулась в траву вдоль каркаса.

— Ну, морячки! — продолжил Давлет, поправляя плотную и волнистую, с проседью, шевелюру — Ну...

— Десант, смирно! — внезапно скомандовал Ухарь, и мы вытянулись, кто где стоял, а он взял под козырек: — Товарищ начальник лагеря, разрешите доложить!

Филипп Андреевич, явно не ожидавший этого, на какой-то миг косорото замер, потом сказал:

— Докладывай.

— Проспали!

— Прекрасно! Прекрасно не то, что проспали, а что по форме доложили. Меня устраивает такая компенсация, — как-то по-новому озирая нас, заключил Давлет. — Соколы! Перепелятники!.. Баба-Яга, почему ремень на заднице?

— Сполз!

— Поправь.

— Служу Советскому Союзу!

— В этом случае надо отвечать «есть»

— Есть!

— То то!.. Вольно!

— Вольно! — срикошетил Ухарь.

— Впредь не просыпать!

— А мне за то, что дольше всех спал, лесописед сделали! — с восторгом объявил Димка, ввернув одно из тех словечек, которые он еще недавно перевирал и которыми сейчас иногда дурашливо поигрывал: псисабо, лесописед, плаксобуксы.

— И правильно! — одобрил Давлет. — В следующий раз я лично всем засоням сделаю бакалайки!

— А что это? — насторожились мы.

— На языке Бабы-Яги это балалайка.

— А-а! — заверещал польщенный Димка.

— А делается она так же, как и велосипед, только на руках! Забренькаете, как в филармонии! — И Филипп Андреевич заболтал вроде бы подпаленной кистью.

— А-а! — поддал Димка.

— Вот это смех! — восхитился Филипп Андреевич, сам хихикнув, и Димка зажал было рот. — Нет-нет, хохочи на здоровье! Отрабатывай! Утрами будешь хохотать подъем!.. А у меня две новости, и обе важные. Завтра приезжают мичманы из Владивостока, которые будут у нас командирами экипажей, — раз! И лагерь .открываем досрочно, послезавтра — два!

— Ура-а! — взревели мы.

— Ура-то ура, а дел-то гора.

— Успеем!

— Сейчас как!..

— А пушка где? — спросил Димка.

— Пушка пока едет.

— Э! — призвал Ухарь.— Живо за второй палаткой!

— Палатки пока отставить! — распорядился Дав-лет- — Немедленно мыть бак — в двенадцать часов придет водовозка. Возьмите на складе с десяток ведер, Щетки, тряпки, разденьтесь и — полный вперед! Стойте, стойте! Есть идея. А ну-ка, в одну шеренгу становись! — вдруг скомандовал он, и мы быстро и почти без суеты — благо, что всего пятеро! — выстроились. — Имелось в виду, конечно, по росту, — заметил Филипп Андреевич и переставил нас. — Вот так, запомните! Р-равняйсь! Рэкс, не на меня смотри, а на соседа!.. Баба-Яга, ты что, бога ищещь в небе?.. Смирно!.. Напра-а-во! — Мы повернулись кто направо, кто налево, и каждый, видя этот разнобой и считая виновным себя, тут же повернулся в обратную сторону, и все расхохотались. — М-да, морячки, семь футов под килем! Как в потемках, ощупью ищут где право, где лево! — проворчал Давлет. — Так вот, вам дается еще одно задание, сверхплановое и, считайте, главнейшее: за сегодня и завтра научиться безукоризненно ходить строем и безукоризненно выполнять все строевые команды! Нос в лепешку, глаза на лоб, еще не знаю что, но чтобы послезавтра — вас хоть на сцену Большого театра, ясно? — Мы недоуменно мыкнули. — Ясно, я спрашиваю?

— Я-ясно, — протянули мы.

— Я-ясно, — гнусаво передразнил Филипп Андреевич, скособочив физиономию и дрябло обвиснув телом. — Мокрые курицы! Амебы!.. Ринчин!— окликнул он пробегавшего поодаль физрука.—Поди сюда!.. Я уже за ту мысль взялся, Ринчин. Материал очень сырой, — кивнув на нас, сказал Давлет. — Ну, то есть, хоть выжимай, как я, собственно, и ожидал. Делать нечего, надо выжимать. Давай так: через каждые три часа — полчаса строевой!

— О-о! — загудели мы.

— Разрешите ваш дружный вой принять за одобрение! — с улыбкой конферансье раскланялся Филипп Андреевич.