Софья Могилевская: Марка страны Гонделупы

Но уже на следующий день ворона болталась на вишне перед окнами Петрика, а рядом висела бумажка с неуклюжими карандашными каракулями:

Даже мама была возмущена.

— Безобразие! — сказала она. — От этих мальчишек нет житья!..

Но Петрик, Петрик был счастлив. Он не остался в долгу!

Улучив подходящий момент, он заманил в сад Опанасова щенка Тяпку, сначала хорошенько его накормил, и пока этот толстый обжора с жадностью лакал вчерашний суп, Петрик ухитрился привязать к его коротенькому хвостику ворону, а затем выгнал щенка за калитку.

Несчастный Тяпа умчался с горестным визгом.

К вороньему же хвосту была прицеплена записка следующего содержания:

Казалось, конца не будет этой вражде. Казалось, никогда враги не протянут друг другу руку мира и не сядут рядышком потолковать, как хорошие друзья. Казалось, никогда не наступит такой день… никогда.

— Петрик, — однажды озабоченно сказала мама, — ведь уже пятнадцатое августа…

— Да? — сказал Петрик и удивился. — Разве?

— Да, — сказала мама, — скоро первое сентября и начнутся занятия.

— Разве тебе не хочется, чтоб начались занятия? — сказал Петрик.

— Мне хочется. Я соскучилась по институту. Но у тебя… у тебя ведь тоже первого сентября начнутся занятия в школе, а бумаги твои еще не поданы…

Петрик побледнел.

— Мама, — сказал он дрожащим голосом, — что ты наделала? Теперь все пропало!

— Ничего не пропало. Завтра пойдем привьем оспу, а послезавтра я пойду в школу. Ведь без справки об оспе в школу все равно не примут…

Но Петрик и слушать не хотел ни о каком «завтра». Какие могут быть «завтра», если существует «сегодня», если можно совсем опоздать со школой!..

Нет. Петрик был не такой, чтобы откладывать что-нибудь на следующий день.

— Сегодня же пойдем привьем оспу, — сердито сказал он, — прямо сейчас же…

Нет. Сегодня мама не может.

— Как ты не понимаешь? — сказала она тоже сердито. — У меня есть дела. Завтра.

Нет. Петрик не мог ждать до завтра. Как мама не может этого понять! Больше откладывать невозможно.

— Тогда иди сам, — сердито сказала мама, — пожалуйста, иди, иди… Тебя никто не держит…

Петрик ушел, очень расстроенный.

Собственно говоря, этой фразой мама хотела просто от него отделаться. Ведь не пойдет же он в самом деле один без нее, да еще в поликлинику, да еще прививать оспу?! И потому она крикнула ему вдогонку:

— Клянусь тебе, Петрик, мы ничего не опоздаем и завтра!..

Но этих слов Петрик уже не слыхал. Он шагал очень решительно по главной улице заводского поселка, в ту сторону, где среди пестрого цветника стояло новое здание поликлиники.

Возле проходной он немного задержался. Там висели огромные электрические часы и великолепный градусник величиной побольше самого Петрика.

Лиловая стрелка на этом градуснике тянулась гораздо выше цифры тридцать, хотя было еще утро и часы показывали без пяти десять. Но и без градусника было ясно, какая жара! Асфальт на тротуаре размяк и продавливался даже под пяткой сандалия. А георгины — уж на что выносливые цветы — опустили вниз листочки. Все лето было невыносимо жаркое, и август не уступал июлю.

Сейчас у проходной было пусто и тихо: час обеденного перерыва еще не наступил. Только в табачном ларьке, отмахиваясь от мух, дремал знакомый старичок, у которого Петрик иногда покупал для папы папиросы «Театральные», а иногда «Казбек».

Но Петрик отлично знал, что стоит только часовой стрелке вместе с минутной очутиться на двенадцати, и все мгновенно изменится.

Петрик любил смотреть, как это бывает. Иногда он нарочно приходил встречать своего папу пораньше, чтобы увидеть все с самого начала. Как дрогнет последний раз минутная стрелка и как гудок сразу зальется громко и басисто. А из дверей проходной появятся рабочие, сначала только из ближних цехов, а потом их будет становиться все больше и больше. И тогда нужно хорошенько смотреть, чтобы не прозевать папу…

И как приятно бывает среди такой массы народа увидеть своего папу в синей заводской курточке, такого высокого и широкоплечего, всегда окруженного людьми!

— Папа, — крикнет Петрик, бросаясь наперерез и расталкивая всех локотками, — папа, я здесь!

— Петрик? — удивится папа, возьмет своей большой рукой маленькую ручку Петрика, и они, как и все, поскорее заторопятся домой, чтобы успеть помыться и закусить до конца обеденного перерыва.