Александр Самохвалов - Три случая под водой

— Братцы… беда…

И тут только мог сказать: «что за чорт?»

А манометр показывал чуть ли не двадцать атмосфер давления — дело совсем невозможное.

Это значило, что человека на смерть сдавило.

Староста бледный, метнулся к помпе:

— Братцы, стойте! Не качай помпу! Беда! Что за чорт?

Все еще не верилось. Очень уж ясный, очень уж тихий день. Даже солнце теперь в воде отразилось и светило прямо в лицо из-под воды.

Даже два солнца.

Одно в небе — другое в воде.

— Что за чорт?

Весь пароход в воде отразился. Зеркало из чистого серебра.

А за зеркалом было темно, холодно. Там водолаз мучился последними муками.

Там его сдавило клещами. Тысячи клещей. Не вздохнуть ему. Не поднять грудь. Задыхается водолаз. И вдруг вспыхнули искры в глазах у него и заискрились ярко, ярко. Нестерпимо ярко.

И видит водолаз, что это и в самом деле ясный день. И даже не морозный, а летний и тихий, тихий.

И видит, что он даже и не водолаз совсем никакой, а мальчишка маленький. И стоит он у частокола. А в частоколе колья косые. И из-за них солнышко ярко, ярко светит. И вдруг откуда ни возьмись собачонка залаяла — ав-ав… А он испугался и побежал. А солнце с ним бежало по частоколу — и так замерцало ярко-ярко, невыносимо ярко. Так что и частокол пропал, — осталось только одно мерцанье. И стало гаснуть…

А водолаз секунду одну подумал:

— Когда же это со мной было?

И вдруг почувствовал, что мягко ему что-то стало, — сделался он как вата.

— Неужели умираю? Что это? Умираю?

А сиянье померкло.

И все померкло.

Ничего не осталось.

А наверху все сразу поняли, что беда серьезная очень. У всех взгляды в воду были. Только уж не на отраженье смотрели они, а глубже — туда, где погибал товарищ.

Уже пробовали тянуть за канат — напрасно. Не срывается. Скорее, скорее, по другому надо.

Надо найти, где водолаз. С сигнальным канатом на ялике едут под корму «Герцена».

На «Герцене» один матрос быстро быстро сбрасывает с себя штаны и рубаху. Он будет нырять. Теперь на него вся надежда. В одних трусиках он спускается по борту к ялику. Глазами уперся в воду. Быстро, быстро соображает, где руль, где винт.

А то можно так нырнуть, что разобьешь голову.

Пользы мало, если вместо одного двое погибнут. Но он храбрый человек.

Он знает, где руль, где винт. И он бросается в воду вниз головой. Круги сошлись над ним. Все отраженья разбили вдребезги.

Проходила секунда.

Еще секунда.

Еще. Еще.

Все считают секунды. Сердца у всех остановились.

Матрос вынырнул красный от напряжения.

Рукой за борт ялика держится. Как насос дышит. Между вздохами слова отдельные:

— Есть… В троссе запутался… висит вниз головой… Если не помер, тогда без памяти..

Опять нырнул. Опять все считают секунды, но староста знает, что так не спасти. Сколько раз нужно матросу нырнуть, чтобы распутать тросс! А за это время, конечно, товарищ погибнет. Но что делать? Что делать? А сверху еще капитан кричит:

— Товарищи, где он? Где он? Отведите его багром. Придется дать ход. Судно относит.

И верно: «Герцена» относило. Но староста рассердился:

— Вы что? хотите винтом человека зарезать! Нельзя дать ход. С ума, что ли, сошли!

Но он увидел, что ход дать придется. «Герцена» относило. Несло к дамбе бетонной. Прямо на угол. Если не дать ход, пароход загубить можно. А если дать ход, водолаза лопастью можно пополам разрезать.

Судно или человек?

Что делать?

Опять матрос вынырнул:

— Ну, и чорт!.. вот запутался!..

Все советуют: кто — багор, кто — топор, кто — пилу…

Но староста знает, что ни топор, ни багор не помогут.

Вдруг что-то упало в воду. Едва слышно плюхнулось.

Тут матросик один был в полосатке с клешами. На ремне у него финский ножик висел в ножнах.

Хватился, нет ножика. Он, видимо, над водой наклонялся, наклонялся — ножик то у него и выпал.

И вдруг все видят: на том месте, где ножик упал, пузыри.

Пузыри, пузыри, — пузыри…

А в воде висело громадное толстое чучело ногами вверх. Руки растопырены, ноги тоже. Тонкий троссик стальной обхватил его за медную голову. Прикрутил, наверх не пускает. Качается чучело на троссике, как неживое.

Вдруг что-то блеснуло. Рыбка, не рыбка. Ткнулось чучелу в руку, возле рукавицы. И нет ее.