Алексей Кейзаров - Первый разведвзвод

— Теперь садик в отпуску. Они же, — он кивнул в нашу сторону, — в школу ходят.

— А на лето будет? — забеспокоилась внучка. — Будет, Ленька, а? Ну, что ты молчишь? Воды в рот набрал, а?

Что ей ответишь?

— Ура! — вдруг, закричал Федя.

Иван Макарович уронил очки. Дзынкнуло стекло. И солнце зайчиками заскакало в осколках. Но мы не смотрели на осколки. Мы смотрели в окно. Один Федя беспокойно ерзал на скамейке. Конечно, за выкрик на уроке ему попадет. Да еще эти злополучные очки…

Иван Макаровну также бросился к окну, близоруко прищурился. Он еще всего не видит. И я ему подсказал!

— Директор!

— Михаил Михайлович? — переспросил он, будто у нас не один, а несколько директоров.

А наш директор уже машет нам рукой. И улыбается. Широко, во весь рот.

— Айда! — совсем по-нашему скомандовал Иван Макарович, и мы, давясь в дверях, вывалили из класса.

Неспроста улыбался директор. То, что он привез, — было здорово! Давность надписи в «почтальоне» 22–25 лет. Так было сказано на строгом бланке лаборатории. Даже была указана и группа крови — 1-В. Наш директор вообще-то сильно потрудился. Оказывается, в документах солдат писали группу крови, ну, если тяжелое ранение и некогда разные анализы делать. У моего дедушки-солдата была — 1-В. У Микиты же Силивонца кровь второй группы.

Да это не так уж важно. Простое доказательство. А самое главное доказательство он раскопал в архиве Центрального штаба партизанского движения. И теперь показывает его нам.

Это — небольшие фотографии. Только на них не люди, а обычная запись от руки. Нет, необычная:

«Делаю так. Выпускаю листовку с обращением к семьям бандитов, которые прячутся в болоте. Листовку «подпишет» Силивонец… Самого же Силивонца отпускаю на все четыре стороны. Буду симулировать стрельбу, может, погоню. Он хорошо держится на ногах. Значит, побежит. Пусть же свои расстреляют своего! Мы же своих Шевернева и Марченко расстреляли из-за него».

На втором листке:

«Капитан Штрумбах дал согласие. Листовки оформляются. Завтра утром их сбросят с самолета. Капитан посоветовал Юраса Николайчика тихонько отправить на тот свет. Светлая голова у Штрумбаха: убрать свидетеля! Не жалко. Какой толк с такого, который побоялся самого обыкновенного кулака — раскаялся, план лагеря и подходы начертил?»

И везде на обороте этих твердых листков — «Фотокопия верна» и большая круглая печать.

— Ура! — закричали мы.

— Постойте! — остановил нас директор. — Всю школу на ноги поднимете.

И тут же снова широко улыбнулся:

— Да, мы всю школу поднимем на ноги! Надо писать историю борьбы партизан нашей Осиновки.

— А мы уже! — отозвался Олег. — Вчера начали. У Микиты были, записали…

— Ого-о! — протянул директор. — Вас трудно опередить.

— Это все Иван Макарович! — сказал я.

— Да, чуть не забыл, Иван Макарович! Вы завтра езжайте в обком. Обязательно! Я в Минске о вас говорил. Восстановят…

Только позже я понял, о чем говорил директор нашему учителю. Восстановят, значит, в партии…

А потом случилось неожиданное. Вообще-то, в последнее время с нами случается много необыкновенного.

Вот что потом случилось.

Все шумели возле директора, а Федя стоял как в воду опущенный.

— А почему наш Лебедев приуныл? — спросил директор.

Федя сразу же отрубил:

— Очки разбил.

— Какие очки?

— Очки? — Иван Макарович заслонил собою Федю. — A-а, это я уронил очки. Они разбились. Ну, а Федя… переживает.

Наш директор хитровато улыбнулся:

— И когда он стал таким?

А мы стояли, разинув рты. Наш, всем известный нам, Иван Макарович, придира из придир — и вдруг такое! Защищает Федю! Да раньше он по пальцам стал бы перечислять уже всеми забытые грешки. А теперь почему-то глаза вдруг закрыл и на Федино «ура!» во время правописания прилагательных, и на собственные очки, что он уронил из-за этого крика… Да-а, стало случаться необыкновенное даже с нашим Иваном Макаровичем, а не только с нами!

А потом он говорил Феде:

— Пустяки! Не очки, а сущий пустяк. Давно собирался переменить. Спасибо, что помог… Да я завтра поеду в город — куплю новые, — и погрозился: — Берегись, Лебедев! Такие будут очки — наперед увижу, что думаешь дисциплину нарушать.

А мне почему-то не верилось, что Иван Макарович снова станет прежней придирой.

Назавтра была суббота. У нас было задание. Сочинение на вольную тему. Хочешь о золотой осени пиши, хочешь — как помогал колхозу.