Эдуард Веркин - Мертвец

— А Ден что, умеет?

— Он похож на вампира. Это раз. А девки от вампиров просто тащатся, западают на них, как мухи на силос. К тому же он богатенький. Я думаю, что в нашей Шмырдяевке он самый завидный жених.

— Катька на него не запала, — поправил я.

— Ну да, это он на Катьку запал. Ты у него дома был?

— Нет.

— Он живёт в директорском особняке, за мостом. В том самом. Папаша его на «икс шестом» рассекает. И каждую пятницу — в Кострому.

— Зачем?

— В ресторан. Хорошую кухню уважает. Чухломские караси по-имперски. Пробовал?

— Нет.

— И никогда не попробуешь, — довольно сказал Вырвиглаз. — Сдохнешь в канаве, а карасей не попробуешь, будешь всю жизнь жрать макароны. А Чеков их каждую пятницу…

— Заткнулся бы ты, а?

Когда Вырвиглаз начинает рассуждать про то, что одни жрут макароны, а другие — карасей по-имперски и как всё надо сделать по-правильному, мне становится тяжело. Не, я не против, чтобы было так: мы — хорошие и правильные, карасей по-имперски нам, а они — поганые-распоганые, им в пятачину и правым боковым, даже макарон не достойны. Это всё так и надо. Но, порассуждав о макаронах, Вырвиглаз всегда перескакивает на мироустройство. Как бы он всё правильно забабахал, был бы строгим, но справедливым, это уж как водится. Я всё это уже много раз слышал и сам про такое часто думал, так что как дело доходит до макарон, я говорю:

— Заткнись, а?

Это сбивает Вырвиглаза, и он затыкается. Сейчас тоже заткнулся. Но ненадолго.

— Его папашу в Москву переведут… — задумчиво сказал Вырвиглаз. — Через пару лет. Не исключено, что возглавлять какое ведомство. А тут пока держат для того, чтобы компромата никто не нарыл, типа пережидает, чтобы появиться в последний момент…

— И откуда ты, Вырвиглаз, всё знаешь?

— Это неважно. Важно то, что он запал на Родиониху. Этим надо воспользоваться. Или у тебя уже есть планы по этому поводу?

— Отвали, Вырвиглаз, прикладывайся к аккумулятору. Слушай, чего ты ко мне припёрся, а? Шагай домой.

— Сам прикладывайся, жаба.

Хлопнула калитка. Не сильно. Но и не слабо. Значит, мать. Сенька хлопает сильно, отец средне, бабушка не хлопает вовсе, а я вообще через калитку стараюсь не ходить — у меня есть в заборе заветная доска, мне так ближе.

Это была мать. Мне её совсем не хотелось видеть, но она зашла.

Она меня редко навещает, а на чердак и вообще никогда не поднимается, а тут вот появилась. Ступеньки проскрипели, крышка люка откинулась.

Я догадывался, для чего она пришла.

— Илья, — обратилась она к Вырвиглазу, — иди домой.

Вот так, не теряя зря времени.

— А мы тут как раз про культуру говорили, — улыбнулся Вырвиглаз. — Культура в опасности, вы-то должны быть в курсе! Они хотят, чтобы мы писали «заяц» как «заец»…

— Илья! — Мать поглядела на Вырвиглаза выразительно.

— Всем плевать на культуру. — Вырвиглаз вывалился из кресла. — А вы сами говорили…

Мать топнула ногой.

— Завтра зайду в пять. — И Вырвиглаз скатился по лестнице.

Мать поглядела в окно, проверила, не подслушивает ли.

— Что вы там устроили? — спросила она.

— Где?

— Где… Не знаю где. В лесу. Денис не может сидеть. Что вы там с ним сделали?

— Это не мы, — спокойно ответил я. — Это баторцы. Мы тут ни при чём совсем. С чего это вдруг мы-то виноваты?

— Это ты! Это ты устроил! Ты, я знаю.

Мать пребывала не в духе, по глазам видно. Когда мать зла, глаза у неё маленькими делаются, как у японки.

— Совсем нет, не так всё было, не я. — Я зевнул. — Мы гуляли по лесу, искали можжевёловые ягоды, потом баторцы за нами погнались, и мы разделились. Это же понятно, что лучше было разделиться — так шансов меньше, что поймают… Я же не виноват, что он бегать не умеет! Они его и поймали. И посадили в муравейник. Поэтому он сидеть и не может. Баторцы — мстительные ребята.

Сам виноват.

— Сам виноват, — добавил я. — Денис сам во всём виноват…

— Чем же он виноват?

— Как это чем? Он сам… Мы пошли купаться, а навстречу баторец…

— Я тебя прошу! — занервничала мать. — Я тебя прошу этого мерзкого слова не употреблять!

— А как же тогда? Как же?.. Ну ладно, не баторец. Воспитанник санаторно-лесной школы. Мы идём, а этот… воспитанник… навстречу. А Денис что-то озверел вдруг ни с того ни с сего, как прыгнет, схватил его — и на муравейник. Ну, а потом они ему отомстили. Догнали и тоже в муравейник.

— Врёшь, — устало сказала мать. — Ты всё врёшь.

Она уселась на потолочную балку, вытерла лоб.

На платке остались синие разводы. Спешила с работы, значит.