Коллектив авторов - Урал — земля золотая

— Долго целился, а то бы прямо в лоб между глаз угадал, — стараясь не выдать досаду на самого себя, ответил я.

Погоня за хитрой кошкой продолжалась.

— Хватит, Василий, — предостерегал братишка. — Она нас заведет подальше да и сожрет.

— Ну, уж и струсил. А ружье у нас зачем?

— Патронов мало остается.

— Не будем косачей да русаков бить, — храбрился я.

Второй раз мы увидели рысь, прижавшуюся на сухом суку, метрах в десяти от нас.

— Дай теперь я, — загорячился Иван.

Он снял лыжу, воткнул ее в спет, сел и положил ствол ружья на пятку лыжи. Не успел он прицелиться, как кошка мгновение метнулась куда-то и снова исчезла. Я отбежал от брата на несколько метров, силясь снова увидеть рысь.

Вдруг сверху упала на меня сначала кухта, а потом серая корочка коры. Я взглянул вверх и обомлел: прямо надо мной сидела рысь, сверля меня насквозь своими злыми зеленоватыми глазами.

Я хочу крикнуть, но не могу — голос отнялся. Только левая рука быстро нащупала за поясом тяжелый охотничий нож и поднялась с этим оружием вверх для защиты.

Рысь прыгнула на меня, громко зарычала, и я полетел в снег от удара в грудь. Боязнь смерти заставила меня быть быстрым и сильным. Вскочив на ноги, я ударил зверя ножом в шею. Рысь рванулась в сторону и от сильного рывка вырвала нож из моей руки: он торчал у нее в загривке. Одну секунду кошка помедлила, прилегла на снег и, бросившись на меня, снова сбила сильным ударом. Я закрыл лицо руками, пытался подняться, но не мог и, почувствовал острую боль в плече.

Видимо, я потерял сознание.

Очнулся тут же на снегу. Ванюшка со слезами на глазах вытирал рукавицей кровь с моего лица и бинтовал голову своим шарфом. Тут только я почувствовал, что у меня сильная боль в правой стороне головы.

Оказывается, когда я боролся с рысью, Ваня долго не решался выстрелить, боясь убить меня. Потом, когда он увидел, как рысь впилась в мою грудь, он запалил самострел. Грянул выстрел: пуля пробила зверю заднюю ногу, распорола живот, раздробила обе челюсти, и тогда уже, ослабшая, она слегка ранила меня в голову.

Я поднялся, вымылся снегом и посмотрел на бледного плачущего братишку.

— А где она?

— Вон, — он указал на кусты березняка.

Рысь лежала на боку, подергивалась и хрипела. Снег вокруг нее напитался кровью.

В деревне мы дождались вечера у одного своего одноклассника, вымылись, закрыли ссадину волосами и пришли домой. Дома так ничего и не узнали. Рана на груди скоро зажила, кровь с лыж и одежды мы смыли.

Прошла зима. Мы оба закончили седьмой класс и перешли в восьмой. В летние каникулы мы навестили знакомые места, где чуть было так трагически не закончилась наша зимняя опасная охота.

На месте, где убили рысь, отыскали ее череп и закопали под дерево.

Барка движется вверх по реке, оставляя позади две волнообразные полосы. По каменистому берегу, четко постукивая копытами, идет пара лошадей. На них сидят всадники-погонщики. Длинные лямки тянутся от хомутов упряжных к середине высокой мачты барки. Обоих погонщиков зовут Иванами: один Иван большой, другой бойкий мальчонок — мой сверстник.

У руля стоит лоцман Абрам Савельевич. Он старый, но бодрый и веселый. А сила-то у него прямо медвежья! И сам он, как медведь: борода точь-в-точь шерсть старого пестуна, плечи широкие, руки волосатые и длинные. Ну, а остальное все ничего, только вот трубка. И что за трубка! То ли наган то ли трубка какая — не поймешь. А он ее любит. Случилось как-то ему потерять трубку на охоте, так он три дня не спал, не ел, все искал и думал о ней. В конце концов нашел. И нашел-то где: в патронташе.

Мы продолжаем свой путь. Яйва стремительно несется навстречу, затопляя берега и перебегая камни. В порогах река шумит, пенится, бьется о камни, бурлит. В быстринах, шевеля плавниками, стоит синехреб хариус, которого редко встретишь на плесах. Хитрая рыба. Чуть что — прячется в пучину, а оттуда его ничем не выманишь. Поймать хариуса трудно, разве подденешь на какую-нибудь каверзу, или рукой сцапаешь, когда он смирно стоит под камнем.

Минуем серую, угрюмую скалу с широким отверстием пещеры. Огромная, неровная пасть устремилась на нас, словно хочет проглотить.