Коллектив авторов - Урал — земля золотая

Зимой мы ездили на нартах за Ивдель, в тайге в снегу ночевали. Видела я, как россомаха оленя добывает.

Олени паслись на болоте. Лес далеко стоит, какой зверь из него выйдет — видно. Спокоен олешек, мох из-под снега добывает. Россомаха пришла на край леса, видит — олень. Пойти к нему по снегу — нельзя, скоро увидит черную россомаху олень на белом снегу. Тогда хитрая россомаха зарывается под снег до земли и так под снегом идет к оленю. Идет, идет — слушает: где олень ягелем хрустит, копытом бьет? На звук идет.

Совсем близко подойдет, выскочит из-под снега и прыгнет оленю на загривок. Олешек в страхе бежит в тайгу. Россомаха его пока не трогает, держится.

Как отбежит олень подальше, она ему загривок или горло перекусит — пропал олень. Упадет олень, россомаха кровь его пьет, мясо ест.

Старики манси рассказывают, что и сохатого добывает маленькая россомаха. Сядет на дерево и ждет, когда зверь близко подойдет. Прыгнет на сохатого сверху и начнет царапать острыми когтями лап оба глаза зверя. Больно, страшно сохатому — откуда темнота? Бросается он бежать, искать света, которого теперь для него нет. Мечется в тайге, ломает рога, натыкается на деревья, в обрывы падает, бьет головой о стволы кедра, ели. Сил нет больше — упал. Россомаха его ест.

Вот такая хитрая россомаха!

Давно я собирался побывать в верховьях глухой, малоисследованной речки Выи. Река замечательна тем, что в ней сохранилась редкая в нашем районе рыба — тальмень.

Выя начинается в отрогах горы Качканара и течет среди гор, покрытых дремучей тайгой. Шумит Выя на перекатах. Величаво стоят деревья, низко опустив свои ветви, как бы прислушиваясь к шуму реки. Место глухое. Далеко нет жилья. Изредка только забредет сюда какой-нибудь охотник и выстрелом нарушит лесную тишину.

В июле меня пригласил на Выю Анатолий Григорьевич Федюнев — директор горного техникума. Он очень хорошо знал эту местность. Решили поехать трое: Анатолий Григорьевич, я и мой брат Дизик, мальчик лет тринадцати.

До прииска Валерьяновского доехали на велосипедах. Там оставили их у знакомого охотника и дальше пошли пешком. Собаки устали бежать за велосипедом к теперь далеко не отбегали. Их было две: Бобик, крупная лайка, вогульского типа, черный с белым пятном на груди, и серый Уралко.

Итти приходилось по глухим таежным тропам через горы. Острые зубцы Уральского хребта, покрытые зеленым ковром тайги, ясно выделялись на голубом небе. Вдали, покрытая синей дымкой, виднелась одна из высоких вершин Урала — Качканар.

Дорога была трудная. Приходилось перелезать через упавшие деревья, прыгать с кочки на кочку в моховых болотах и внимательно смотреть под ноги, чтобы не провалиться по пояс в топкую грязь. Тысячи комаров и мелких мошек роились над нами. На горах комаров было меньше, но спуски и подъемы мучили еще хуже.

Наконец, комары совсем замучили нас. Анатолий Григорьевич достал скипидар.

— Мажьтесь, ребята, — сказал он, натирая скипидаром лицо и шею.

Это немного помогло.

Через час он снова оглянулся на нас, расхохотался и сказал:

— Устали, ребята? Ну, давайте отдохнем. Ну, и вид у тебя, Дизик.

Дизик, запнувшись в болоте, растянулся среди кочек. Руки его по локоть погрузились в грязь. Отмахиваясь от комаров, он размазал грязь по лицу. Я был не лучше его.

В сумерках мы подошли к реке. Удить было уже темно. Решили ночевать на берегу. Сделав нодью, мы с Дизиком улеглись с обеих сторон, постелив под себя траву и брезент. Нодья представляет собою два сухих сосновых бревна, закрепленных друг на друге колышками. Между бревнами раскладывают огонь, и нодья медленно тлеет всю ночь, излучая тепло.

Сумерки сгущались быстро. Над шумевшей рекой летели ночные птицы ловя на лету мошек. Глухо стукнуло упавшее дерево. Где-то ударила по воде сонная рыба, и все смолкло. Собаки чутко дремали, положив голову на вытянутые лапы.

Проснулся я оттого, что Дизик задел подковой своего сапога мне щеку. Я сел и стал осматриваться. Была еще ночь. Ярко пылал костер. От нодьи было жарко. У костра сидел Анатолий Григорьевич и строгал удилище. Около него сидел Бобик. Пламя костра отражалось в глазах собаки, отчего они горели, как у волка. Уралко спал и глухо ворчал во сне.