Борис Ганаго - Чудик

Во дворе опять завыла собака.

Мать, поохивая, мыла пол. Лёня знал, что у нее давно болят и руки, и ноги. Теперь он увидел, как ей трудно разгибать поясницу. Но кто пол помоет, как не она?

“А если бы я не был в гипсе, помыл бы?” — заглянул он в себя и заботливо произнес:

— Мать, а, мать, присядь, отдохни.

Она, вопросительно глядя, присела на край кровати.

— Я забыл, кто там, на стене, висит? — Это дед твой, мой отец. Это братья мои,

сестры, их мужья, дети. Теперь детки уже

большие. — Дай-ка поближе глянуть.

Мать сняла фотографии и принесла Лёне. Тот долго рассматривал каждое лицо.

— Видишь, у всех какие большие семьи. И все дружно живут. Еще для моего деда семья была дороже всего. За нее, да и за каждого из нас, он и голову сложил под Брестом. Уже после войны ему орден дали. Героем, значит, погиб. В честь него и тебя Леонидом назвали. Он тихий был, скромный. Его все село любило. Всем помогал, безотказный такой.

Ты на него похож и лицом, и фигурой. Только походка у тебя другая. В детстве, да и в юности, и характером на него походил, пока к Комарихе не стал наведываться. Тогда тебя словно подменили. Что дальше с тобой будет? Ох, Господи!..

— Хватит причитать. Вот поправлюсь, сам в избе пол мыть буду. — Да неужто? — Тебе же, я вижу, тяжко уж.

И вдруг, взяв гитару, он задумчиво запел:

Ты жива еще, моя старушка?

Жив и я. Привет тебе, привет!

Пусть струится над твоей избушкой

Тот вечерний, несказанный свет.

Мать замерла, слушая.

Пишут мне, что ты, тая тревогу,

Загрустила шибко обо мне,

Что ты часто ходишь на дорогу

В старомодном, ветхом шушуне.

Мать подошла к окошку и посмотрела вдаль.

Лёня подумал, что ее еще совсем молодой бросил муж, и никого у нее, кроме него, непутевого, не было. А что он дал ей? И тут сами собой зазвучали слова: Я по-прежнему такой же нежный И мечтаю только лишь о том, Чтоб скорее от тоски мятежной Возвратиться в низенький наш дом.

В возникшей паузе она призналась:

— Я и не знала, что ты так хорошо поешь. Лёня, будто глядя в некую даль, продолжил:

Я вернусь, когда раскинет ветви

По-весеннему наш белый сад.

Только ты меня уж на рассвете

Не буди, как восемь лет назад.

Не буди того, что отмечталось,

Не волнуй того, что не сбылось, —

Слишком раннюю утрату и усталость

Испытать мне в жизни привелось.

Мать подошла к кровати и по-новому загляделась на сына.

И молиться не учи меня. Не надо!

К старому возврата больше нет.

— Почему “не учи”, Лёня? Лучше пой: “И молиться научи меня. Мне надо!” У Сергея Есенина есть другие слова. Ты лучше их вспомни. — Да, есть другие, — согласился Лёня и, пробежав перебором по струнам, продолжил:

Чтоб за все грехи мои тяжкие,

За неверие в благодать,

Положили меня в русской рубашке

Под иконами умирать.

Пришла пора Леньке учиться ходить на костылях, постепенно увеличивать прогулки. Вот и в этот вечер, выйдя за калитку, он решал, куда направиться.

“Вся молодежь наверняка в лагере. Что привлекало их туда? Просто тусовка или желание услышать отца Павла? Чем он притягивал их? Почему потеряли интерес ко мне? Да, если честно, меня самого тянет в лагерь, как зов какой-то”.

Но слышал Леонид и другой голос: “Не ходи! Зачем? Ты что, в ученики к попу захотел? У тебя свой, особый путь, путь для избранных…”

Так куда же ковылять?

Борясь с сомнениями, Лёня отправился к лагерю. Ему хотелось незаметно послушать, о чем там говорят. До него донеслись споры: может ли ведьма или колдун приворожить человека?

— Еще как! — выдал свое мнение Рыжий.

— У нас в деревне такое было, когда Комариха жила. — Ну, любить заставить — не знаю, — прозвучал чей-то голос, — а вот привязать, кого хочешь, привяжет. — Смотря кого, — уточнил отец Павел. — Любовь — божественное чувство. Разве может им управлять служитель зла? Но и “привязать” человека, у которого в душе Бог, сможет ли колдун, пусть даже самый сильный?

Тут отец Павел заметил стоящего Леонида и позвал его.

— А, Лёня, проходите, проходите, присаживайтесь.

Ребята дали место пришедшему. Тот, кивнув всем головой, присел. Ему тоже было интересно послушать. Отец Павел продолжил.

— Был один известный волхвователь Киприан. С самого детства его родители посвятили своего младенца Аполлону, одному из наиболее почитаемых языческих богов. А мы знаем, что языческие боги — это бесы. С семи лет малыш был отдан чародеям для обучения колдовству.