Три недели работали арестанты. Уже тюремный забор прошли, переулок почти миновали. Осталось прокопать еще несколько саженей. Но вышел просчет, близко к поверхности земли повели подкоп. Ехала по переулку груженая подвода, колесо у нее и провалилось Все открылось Копальщикам срок прибавили, старика-банщика розгами выпороть хотели, да политические запротестовали, пригрозили объявить голодовку. Администрация тюрьмы испугалась огласки. Порядки в тюрьме стали строже, даже передачи запретили.
Однако мысль о побеге не покидала Данилу. Тюрьма была пересыльной. Сюда то и дело прибывали этапы, и здесь формировались партии арестантов для отправки в Сибирь. Один такой этап задержался почти на месяц. С этапниками удалось договориться. Данила, его двое товарищей и уголовник, приговоренный к вечной каторге, переменялись одеждой, фамилиями с четырьмя этапниками Те подробно рассказали Даниле и его сообщникам, откуда кто родом, все о своих родных, где и за что судились. Словом, все было предусмотрено. И вот пересыльную партию отправили. Ночью в арестантском вагоне беглецы перепилили решетки и, когда на повороте поезд немного сбавил ход, выпрыгнули из окна. Выпрыгнули благополучно, если не считать, что Данила ушиб плечо.
Было это под Курганом, и Данила на товарном поезде вернулся в Челябинск…
Федосеич, приплыв к избушке, искренне обрадовался гостям. Узнав, что парню нужно скрыться от полиции, старик посмотрел из-под лохматых бровей, пожевал губами немного и сказал:
— А, ну и добро, оставайся на здоровье! Лес — он и дом, и стол, и мать родная.
Больше о Даниле, о его дальнейшей судьбе не было сказано ни слова, но ребята были спокойны. Они знали — у Федосеича парень в полной безопасности. Даже окажись в лесу полицейские ищейки, беглец будет надежно спрятан.
Приятели поели с Федосеичем ухи, выкупались, на косе, что напротив была, побаловались немного с лотком, несколько крупинок золота Федосеичу намыли, да и домой побежали.
Теперь у них еще одно интересное дело прибавилось. По субботам они ходили к Федосеичу, обычно с ночевой. Даниле кое-какую провизию приносили, да вести от Степана. Из разговоров со Степаном и Данилой ребята поняли, что не за горами серьезные события.
Сходки в лесу были теперь нередкими. На многих из них бывали и ребята. Они то сидели точно рыболовы — стерегли, чтобы сходку врасплох не застали, то залезали на высокие сосны, или, спрятавшись в густой траве, наблюдали за дорогой. Они стали надежными пикетчиками. Не было случая, чтобы хоть раз пропустили постороннего.
Крупные революционные события происходили одно за другим.
В конце июня вспыхнула забастовка телеграфистов-железнодорожников. По всей магистрали затормозилось движение. Жандармерия и «хозяева» города встревожились. На востоке еще не отгрохотала война, а такой крупный узел парализован. А тут еще началась стачка рабочих чаеразвесочных фабрик Кузнецова и Высоцкого.
Вернулись из деревни Вера и Люба. Теперь четверо ребятишек (Фатьма и Валя могли быть с ними только по воскресеньям) хлопотали целые дни. Столлевские рабочие и железнодорожники организовали помощь бастующим, и ребята ходили по квартирам, разнося деньги и продукты.
Вокруг Нины Александровны Кочиной теперь группировалась часть городской интеллигенции: учителя, служащие контор, банков телеграфисты. Они устраивали лотереи, платные любительские спектакли и концерты. Собранные деньги Нина Александровна через Елену передавала комитету большевиков для поддержки бастующих.
Лето пролетело. Осенью из трех мальчиков в школу пошел только Николай. Аким Кошельников, правда, работал, но Валентин не настаивал на учении. Снова садиться в третий класс не хотелось: он вырос, да и другая мечта появилась — стать паровозным машинистом. Теперь он работал слесарем на текущем ремонте и между делом к паровозу присматривался.
Степан обещал через годик устроить учеником к знакомому машинисту.
Нашел себе заработок и Дмитрий. Ловкий, расторопный, смекалистый, он то товар из лавки по квартирам покупателей разносил, то поденно ходил по дворам хозяев побогаче: где дров наколоть, где поплотничать немного, палисадник поправить, ставню починить. Мог и за маляра средней руки сойти, словом, был, как говорится, мастером на все руки и время зря не терял. Заработок небольшой, но матери — подспорье.
Однако не было вечера, чтобы трое приятелей не повидались со Степаном, не послушали его рассказов, от которых ума-разума набирались.
Читать дальше