Борис Ицын - Подростки

Аким недоверчиво улыбнулся.

— Эх, вы, головы горячие! — сказал он. — Да какой же хозяин согласится на такое? Ни в жизнь не станет он рабочих спрашивать, как ему дело свое вести! Выдумаете, тоже!

— Обязан спросить.

— Ну, а ежели не спросит?

— Не посмеет, силу забастовки теперь все знают. Народ сплоченный стал. Вон и крестьяне на помещиков ополчились. Революция назревает, отец.

Они помолчали.

— Елена, — спросил Аким, — а как ты думаешь, если сказать вашему делегату, что я тридцать лет работал, да и ноги теперь лучше становятся, — возьмут меня хоть бы ночным сторожем или нет?

— Я думаю, возьмут.

— Обязательно возьмут! — сказал Валентин. — Делегатом у нас будет, наверно, Степан. Я его попрошу, он мне друг первый, неужели для такого, как ты, не сделают, тридцать лет — не баран чихал. Ты спи спокойно, как бастовать кончим, ты работать пойдешь.

Это было сказано таким тоном, что Аким невольно поверил.

— Ладно, сынок, — проговорил он взволнованно, — ты скажи ему, Степану-то, что я по-настоящему теперь ногами владею. Если путевым сторожем нельзя, пускай хоть в ночные определит.

Он помолчал и затем, очевидно, вспомнив что-то, произнес тихо, точно говоря сам с собой:

— Только они, аспиды, не согласятся на этих делегатов.

Ему никто не ответил. Изба погрузилась в сон.

Назавтра радостная весть облетела поселок. Из дому в дом, как в гости на светлый праздник Пасхи, ходили рабочие веселые, принаряженные. И говорили об одном: забастовка окончена, администрация согласилась на все требования.

На следующий день депо заработало по-прежнему. Только в мастерских теперь разгуливали жандармы, часто наведывались казачьи разъезды, но зато дня через два стали выплачивать мобилизационные деньги, которых рабочие не могли получить около года. Делегаты цехов теперь заседали с администрацией, решая вопросы найма, увольнения, назначения жалования. От депо, действительно, был избран Степан Антипов. Валя рассказал ему про отца.

— Ишь ты, ходатай! — улыбнулся Степан. — Об отце беспокоишься. А мы, брат, и без тебя о таких, как Аким Кошельников помним. Мы добиваемся, чтобы все, кого по болезни уволили, были приняты обратно на работу полегче.

Дня через три, Аким, очень довольный, вышел снова на работу ночным сторожем при пакгаузах.

Валентин, как и все рабочие, получил прибавку жалования, кроме того, по настоянию делегатов, подросткам был устроен экзамен, и Валентин Кошельников стал уже не учеником, а настоящим слесарем.

Валентин и оба его приятеля повзрослели. Мальчики теперь не только слушали беседы старших, почти открыто собиравшихся у Кошельниковых, но и прочли немало интересных книг. Особенно полюбил чтение Валентин.

…События нарастали. Часто теперь Степан рассказывал ребятам о том, что происходит в стране: о забастовке далеких лодзинских рабочих, восстании на военном корабле, борьбе рабочих Петербурга, — словом, такие вещи, что у ребят захватывало дух, и они мечтали об участии в настоящем сражении.

Степан только улыбался, глядя на ребятишек.

— Придет время, все будет, ребята!

— Ну, орлы, — однажды сказал им Степан. — Снова рыбачить пойдем, только без девочек и вечером попозже. Завтра часов в восемь вечера — ко мне. Ты, Валя, попроси Елену клейстеру заварить. Она знает. А ты, Механик, баночку поудобнее для клейстера этого приспособь, чтоб побольше вошло и незаметно было. Соображаете?

Ребята, конечно, поняли, что за работа предстоит им, но и виду не подали.

Вышли под вечер от Степана. Николай нес корзинку с тестом для приманки, с хлебом, да вареной картошки — перекусить у реки, Валентин — удилище, а Митя — банку с червями. Это было его изобретение: крышка, где лежали черви, вынималась, а там, во второй банке побольше, был клейстер.

Рыболовы направились в город. Они хотели попытать счастье на Миассе, у моста. Там чебак неплохо клевал. Они спешили — к полночи надо было возвращаться. После двенадцати по улицам разрешалось ходить только в одиночку, или вдвоем. Любой городовой имел право обыскать и даже задержать человека, если он ему покажется подозрительным.

На Миассе они порыбачили, пока не стемнело, и тогда тронулись в обратный путь. Каждый из приятелей нес по небольшой связке рыбы.

Впереди шагал Механик, — это была разведка. Николай и Валентин шли рядом, один с корзинкой, в которой аккуратной стопочкой лежали листовки, а другой — с баночкой. Крышка с червями была снята и на всякий случай лежала в корзинке. Степан шагал сзади, охранял, чтобы кто с тыла не зашел, не сцапал ребятишек. Так двигались, останавливаясь через каждые 40—50 шагов и расклеивая листовки на заборах, афишных тумбах, витринах магазинов и дверях лавочек.