Екатерина Польгуева - За секунду до взрыва

Книга с глухим стуком упала на паркет. Я, еще ничего не понимая, наклонилась, чтобы поднять ее, встретилась с хитроватыми глазами Эмиля из Леннеберги. Конечно же, он никакая не выдумка и не ложь, если мы столько раз читали о его приключениях с Дином. И Александр с его шершавым носовым платком вовсе не ложь, не обман зрения, не бред от высокой температуры…

Куда делся из кабинета Дед, я так и не поняла. Но разговаривали мы втроем: генерал Третьяков, мой вновь обретенный брат и я. Пили черный-пречерный, горячий-прегорячий чай из керамических кружек с эмблемой армии РОСТ. На мгновение вспомнилась ночь перед Рождеством, Штаб, кружки с таким же горячим и крепким чаем, сержант Басис, лейтенант Фродо. Ведь после того, как Штаб разбомбили, Александр и ушел на войну. А потом пропал. Мотнула головой, чтобы не думать об этом. Тем более, теперь-то он нашелся. Живой, пусть и не совсем здоровый, как оказалось. Я старалась не смотреть на его изуродованную правую руку, на которой не хватало двух пальцев – среднего и указательного.

Его война оказалась короткой. В общем, все, как мы и представляли: 11 января новобранцев, вместо того чтобы отправить в учебный лагерь, повезли на фронт. Там, видите ли, срочно понадобилось подкрепление. В том, что случилось потом, до конца так и не разобрались. Мальчишки-добровольцы попали под перекрестный огонь, два десятка погибли, остальных, в основном раненых, подобрали ростовцы. Вылечили, кого смогли. Среди тех, кто попал в госпиталь к русским, был и наш Александр. Взрывом ему покалечило руку, и он много дней провалялся без памяти из-за контузии. Сейчас уже все хорошо, только вот пальцы новые не вырастут.

Александр сказал «палцы» – и я с глупой гордостью подумала, что говорю по-русски лучше, чем он. Наверное, это была защитная реакция, чтобы мысленно отгородиться от розовых, в шрамах, культяпок, – ведь еще недавно это были ловкие, так быстро бегавшие по клавиатуре и умело справлявшиеся с любым делом пальцы брата.

– Знаешь, ты не обижайся только, но, может, это и не плохо, что не вырастут, – усмехнулся генерал Третьяков, услышав эту фразу. – Девушки тебя все равно любить будут. Даже еще больше – такого героя!

– Да какой я герой! Даже не выстрелил ни разу! – взвился Александр.

– А не стрелять – это сейчас тоже подвиг. Считай, что Бог тебя уберег.

– Да я бы стрелял, еще как бы стрелял. Но так вот случилось, что теперь и не смогу, даже если захочу. И потом – почему Бог не уберег других, они разве хуже?

– Кто-то и хуже. А кто-то – просто другой, и судьба у него иная. И призвание другое. Некоторые должны и стрелять, и убивать, – увы, без этого никуда. Но ты-то ведь этого не хотел никогда. Ты – человек мира, а не войны. Потому что умеешь мирить и объединять, умеешь видеть людей по обе стороны конфликта. И знаешь, такие миротворцы скоро будут гораздо важнее, чем генералы вроде меня. Пока снова не придет время вояк.

Александр уставился в стол и, не поднимая глаз, спросил:

– А оно придет?

– Безусловно. Бесконечного мира в ближайшие лет двести явно не предвидится. Но и бесконечных войн не бывает тоже. Кто будет строить мир, когда эта война окончится? Если всех таких, как ты, как Марта, как ваш отец, как директор Силик, поубивают…

Директор Силик! А ведь он говорил почти то же самое – в тот день, на нашей кухне, когда после бомбежки Штаба Александр решил пойти в добровольцы. Мне показалось, что я только подумала об этом. Но на самом деле сказала вслух.

– А ведь точно! Ты, как всегда права, умная моя сестренка. Он утверждал, что я – не человек войны. Ну а я чувствовал себя предателем. И потом тоже, когда вы, генерал, узнали меня, хотя видели всего один раз во время своего тайного посещения Города, – и забрали из госпиталя для пленных. Товарищи мои – там, а мне привилегии? И только потому, что ваш сын дружит с моей сестрой.

Я подумала, что они уже не первый раз ведут такой спор. Вот только про разговор с Силиком Александр раньше не вспоминал.

Генерал пожал плечами:

– Какие там особые привилегии! Их точно так же вылечили – и почти всех уже обменяли на наших пленных.

– Значит, не из гуманизма лечите-то? Как валюту используете. Да-да, знаю, что и наши также, и что тем, кого вылечили, все равно, из гуманизма или по каким другим причинам, главное – живы. Только как же все это достало: «ваши», «наши»…