Юлия Яковлева: Дети ворона

Танька схватила портфель, застегнула пальто. Щелкнул дверной замочек.

Шурка лежал и слушал, не подаст ли признаков жизни таинственный яд. И не заметил, как уснул.

Он, может, и впрямь простудился, когда глотал эскимо холодными кусками. Потому что сквозь сон видел, как пришла с работы мама, как удивилась, найдя его в кровати.

— Что с тобой, котик?

Мама скинула пальто. Покормила его с ложки горячим бульоном. Бобка стоял у его кровати, молча положив подбородок на свои толстенькие ручки. А потом мама увела Бобку через шкаф во взрослую комнату.

Позже пришел с работы папа. Сел у его кровати, пощупал лоб своей мягкой прохладной рукой:

— Ну, Шурёнок, что с тобой?

Потом погасил лампу-ночник на тумбочке.

Вернулась Танька. Осторожно потыкала его пальцем в бок.

Всё это словно мерцало. Перемежалось темнотой. Потом снова завертелось, как в кино. Уже не Папанин, а человек в шляпе ехал в открытом авто, и толпа кричала от восторга, а мороженщик красовался на транспаранте в профиль рядом с товарищем Сталиным — главой советской страны. Товарищ Сталин заметил Шурку в толпе, нахмурился, сердито поднял указательный палец. И Шурка проснулся.

Было темно. Бледный свет не то луны, не то круглого фонаря освещал лицо спящей сестры. Тихо вытянулись у лица две косы.

— Танька! — шепотом позвал Шурка.

Сестра не ответила.

Ладно, пусть спит. Он послушал внутри себя. Ничего. Может, обошлось? А может, наоборот, уже поздно. Может, он, Шурка, прямо вот сейчас на самом деле не просто лежит, а тихонько умирает?

От этой мысли по спине скользнул холод и защекотало в копчике.

А Танька молодец. Не растерялась. Шурка подумал, что завещает ей свои карандаши. И новенькую готовальню, которую ему купили в сентябре, когда он пошел в школу. Ему захотелось немедленно разбудить ее, попрощаться.

— Танька! — позвал он опять. Но сестра только чуть нахмурилась, и на лоб ее снова легла лунная гладкость.

«Ну и спи, дура!» — сердито подумал Шурка.

Сам виноват, сказал он себе. Ведь сколько раз в школе и по радио говорили: будьте бдительны, шпион и враг может оказаться рядом.

Шурка горько вздохнул. Понапрасну пролетели семь лет. Ничего он не успел, даже собаку завести. И вот теперь — бессмысленный конец. Всё потому, что никто, видите ли, во дворе еще не пробовал эскимо. Как глупо.

Если бы только он пошел на Невский не один, а с Валькой!.. Если бы только Валька не пульнул кирпичом в окно тети Дуси!.. Если бы они с Валькой не поссорились из-за той дурацкой вредной записки!..

Валька на его могиле, конечно, заплачет. И тетя Дуся тоже. Но будет поздно.

Шуркины глаза наполнились слезами.

За шкафом вдруг послышались приглушенные отрывистые голоса. Мамин. Папин. Еще чьи-то. Один знакомый. Захныкал Бобка: по случаю Шуркиной болезни он спал во взрослой комнате. Голоса рокотали.

Шурка шмыгнул носом, напряг слух изо всех сил. И уснул.

Он проснулся — уже окончательно — от звуков капели, звонко сбивавшейся с ритма и начинавшей заново. Солнце нарисовало на паркете большой светлый квадрат и тихо любовалось своей работой. «Я живой!» Шурка радостно сел на кровати. Обошлось!

Постель сестры была пуста. Странно, что его никто не разбудил в школу. Видимо, боятся, что он всё еще болен. А он жив и здоров! И жизнь прекрасна! На столе уже наверняка стоит завтрак. Оладьи или каша. Или яичница. При мысли о горячей вкусной яичнице Шурка спустил босые ноги на пол и зашлепал к шкафу. «Сейчас я вас обрадую!» — подумал он, воображая маму, папу и Таньку, сидящих за столом.

Шагнул мимо платьев и костюмов.

Распахнул дверь шкафа.

Вместо завтрака на столе стоял таз. В нем билось маленькое оранжевое пламя. Мама с треском рвала на мелкие кусочки какие-то бумажки, подкармливая ими огонь по кусочку.

Танька посмотрела на Шурку круглыми глазами. Лицо ее не выразило ни радости, ни удивления. На нем был только испуг.

Папы не было.

Бобки тоже.

Мама принялась рвать фотографии.

— Ну помоги же мне, Таня! — беспомощно крикнула она, подталкивая к Тане ворох исписанных бумаг. — Да по кусочку клади, по кусочку! — воскликнула мама, увидев, что Таня протянула целый лист, который огонь лизал длинным языком. — Еще не хватало, чтобы соседи сюда сбежались!

— Мама, — испуганно позвал Шурка.

— Шурка! Проснулся! — мама попыталась сделать веселое лицо, но у нее лишь скривились губы.

Она принялась метаться по комнате. Вынула из шкафа большие валенки и старое одеяльце.