Юлия Яковлева - Дети ворона

Коридор обрывался.

Совсем.

За краем срывалась вниз бездонная пропасть. Небо над ней Шурка и принял за свет в конце коридора.

Бобка от ужаса принялся икать.

На той стороне Шурка видел зеленые деревья. Видел дома — желтоватые с белыми колоннами, розоватые, ленинградские. Мир там снова был цветным. И небо, в котором сложенными платками висели чайки, хоть и серело, но совсем на другой лад, чем небо, которое накрывало город Ворона. Не-Ленинград. Неленинградское небо было похоже на мутное стекло. А это было серо-голубым, свежим и ясным.

Прыгать?

Дома и деревья казались игрушечными, так далеко они были.

Серой орущей волной приближались дети Ворона.

«Только вперед. И ничего не бояться», — вспомнил Шурка. Допустим, та крыса сказала правду. Но куда — вперед?

Шурка прижал к себе покрепче Бобку.

Серая волна приближалась. Визг позади нарастал.

— Дорогие товарищи чайки! — взмолился Шурка.

Чайки с невозмутимым видом висели, лишь иногда покачивая крыльями, выравнивая курс. Но будто ветер дунул — и принес их поближе.

— Отнесите нас на тот берег!

Нет ответа.

— Пожалуйста!

Нет ответа.

— Хотя бы брата!!!

При этих словах Бобка еще крепче вцепился в Шуркину ногу.

— Одни! Одни! Одни! — замахали крыльями, захохотали, заплакали чайки. Такой уж у них был голос: то ли смеются, то ли плачут.

— Как вам не стыдно! — крикнул Шурка. Но крик его уже тонул в воплях детей Ворона.

Они приближались. Уже видны были одинаково вытаращенные глаза. Одинаково оскаленные рты.

Бобка трясся, обняв Шурку за ногу.

Одна чайка шумно захлопала сильными крыльями, удерживая тело против ветра. Ее желтые глаза кругло и загадочно смотрели на детей.

— Этот! Путь! — выкрикивала она с каждым толчком крыльев. — Каждый! Должен! Пройти! Один! Один! Один!

Она раскинула крылья и дала ветру унести себя прочь.

— Ура-а-а-а!!! — оглушительно орали дети Ворона. Задние жадно напирали. Первые уже тянули руки к своим жертвам. Предвкушали миг, когда сомкнут пальцы. Вот-вот. Глаза их горели злобным счастьем преданности.

Бобка ревел. Его горе придало Шурке силы. Он отчаянно глянул вниз.

Но что это? Вдруг в воздухе перед ним замерцали ступени. Сквозь них чернела пропасть. Мерещилось это Шурке? Он отскочил. Ступени исчезли. Он сделал шаг вперед. Снова мерцающие полоски.

И тут цепкие серые ручонки схватили Бобку за рубашонку. Шурка наотмашь ударил. Вой. Руки на секунду разжались.

Схватив Бобку в охапку, Шурка ринулся вперед.

Он ждал, что нога провалится в пустоту. Что они с Бобкой полетят вниз.

Но неожиданно нога нашла опору.

Ступенька. Еще одна.

Они появлялись по мере того, как Шурка шел вперед. И таяли, едва он убирал ногу.

— Не смотри, Бобка. Только не смотри вниз.

Несколько серых фигурок ринулись было за ними. Но едва не сорвались. Товарищи втянули их обратно за шиворот. И теперь стая лишь дрожала от злобы и выкрикивала что-то, стоя на самом краю пропасти. Они не осмеливались сунуться дальше.

За спиной Шурка услышал свист. Барабан. Обернулся.

Серые фигурки выстроились в ровную колонну и маршем втянулись обратно в коридор. Свет там погас. Только черная стена стояла.

— Вперед, вперед, — шептал Шурка.

Ступеньки складывались в хрупкий подвижный мост без перил.

«Так вот что значит — не бояться, — думал Шурка. — Это значит — очень-очень бояться, но всё равно идти вперед, только вперед».

Бобка глядел по сторонам. На небо, на чаек с вытянутыми в полете розовыми лапками. Он шел с братом, брат держал его за руку, и о большем Бобка не волновался.

«Хорошо быть маленьким», — подумал Шурка. Он больше так не умел.

Мост пошел под уклон.

Города уже не было видно.

Мост упирался прямо в дверь. Шурка открыл ее.

Коридор. До половины выкрашен унылой темно-зеленой краской. Лампы на потолке забраны металлической сеткой.

Шурка шумно сглотнул. Нет, только не это. Только не опять.

Их с Бобкой шаги стучали по плиткам пола. Отдавались эхом. Дневной свет рассеянно струился сквозь маленькие окна под потолком. Ложился светлыми квадратами на пол. Что-то кричали растянутые на стенах лозунги.

Опять дверь. Обитая дерматином, вся в гвоздиках. Похожая на стеганое одеяло.

Шурка повернул ручку. И замер.

В высокой светлой комнате за столом, под усато-носатым портретом с надписью «Друг детей», сидела огромная тетка в форме. Она что-то писала.

Тетка в форме недовольно вскинула глаза на Шурку и Бобку.