Дарья Доцук - Невидимый папа

Я объясняю, что мейл был ненастоящий. Филипп хотел «как лучше». Узнав, что папа не сдержал обещания и так и не пригласил Филиппа к себе в гости, мама шепчет:

– Ой, бедный мальчик, он-то уже настроился! Ну как так можно?

– А потом выяснилось, что папа женился и у него родилась дочка Ева. Они так и живут в Египте.

О том, что папиной новой жене лет двадцать всего, я умалчиваю. Это не настолько важно, чтобы беспокоить маму, ей и так многое придётся переварить.

– Ну, в том, что он найдёт себе применение, никто не сомневался, – комментирует она.

Я смотрю на неё с укором. Хочу отучить её плохо говорить об отце: как бы она на него ни злилась, он – это немножко я, а я – немножко он. Это ведь не я придумала, так уж мы все устроены.

– Ох, ну дай-то бог, – вздыхает мама. – А с Филиппом-то что в итоге?

– Ну вот мы с тех пор и не разговариваем. Я тогда сказала, что он не должен был всё это от меня скрывать. И обманывать с мейлом.

– Правильно, не должен был, – соглашается мама.

– А он сказал, что не хотел, чтобы я разочаровалась.

– И это тоже правильно.

Некоторое время мы молчим. А потом мама говорит:

– Нет, всё-таки он очень хороший мальчик, Жень. И слава богу. Дети и должны быть лучше родителей. Он хотел тебя защитить, но не знал, как это лучше сделать, и сделал, как сумел. Ещё научится. Трудно быть по-настоящему хорошим старшим братом, хорошим отцом, хорошей мамой… Уж я-то знаю, этому нужно учиться – каждый день. Но я буду стараться, Жень. А у Филиппа, между прочим, есть все задатки.

Я киваю.

– Тут вот ещё что. Он всё-таки сказал мне настоящий мейл. Как ты думаешь, написать или не стоит?

– Ой, Жень, я даже не знаю. Как тут советовать? Тут важно, как ты сама думаешь и чувствуешь, чего тебе самой хочется.

– Ну вот я и не знаю, чего мне хочется, – отвечаю я. – С одной стороны, интересно, а с другой…

Я не могу выразить, что именно там, с другой стороны. Это скорее картинки, а не слова. Пляж, синее небо, семья под жёлтым зонтом. Или красным. Я представляю, как Ева смотрит в это безоблачное небо и щурится от яркого, счастливого солнца – в её жизни ещё не было ни одного пасмурного дня.

Вот она бежит вприпрыжку по раскалённому песку к воде, наступает на край расстелившейся перед ней волны, и море холодит ей пятки. Она наклоняется, чтобы поднять ракушку. Папа, конечно, расскажет ей, что внутри каждой ракушки живёт песня моря. И даже если увезти ракушку далеко-далеко – в пустыню, в заснеженные горы или в непролазную чащу, – море всё равно будет слышно.

Ева ужасно удивится и будет весь день прислушиваться к морю в ракушке. И воображать заснеженные горы и непролазные чащи – далёкие, холодные и удивительные.

Евино море совсем рядом, она может к нему прикоснуться. А моё – далеко. У меня есть только ракушка.

Наверное, поэтому я до сих пор и не написала папе.

Мама прихорашивается и суетится: поправляет салфетки, придирчиво изучает на просвет стаканы, чтобы никаких разводов, смахивает со скатерти крошку, заливает в чайник воду, проверяет, нет ли на столешнице пятен. Мы ждём в гости Филиппа и Нину Александровну.

«Я уж думал, ты больше не захочешь со мной общаться», – написал Филипп в ответ на моё приглашение. Он думал, что я его не прощу. Ну а как я могу не простить?

Я призналась, что так и не написала отцу. Для Филиппа это стало облегчением – получается, я вроде как последовала его совету. Конечно, он не подал виду, но я-то знаю, как он был доволен. Старшие братья! Ничего с ними не сделаешь – всё равно будут оберегать младших сестёр, как будто все сёстры – хрустальные. Но я на него не сержусь, у меня ведь тоже теперь есть младшая сестра, которую хочется уберечь, так что я его понимаю.

Филипп поговорил с Ниной Александровной, и она вроде согласилась прийти. То, что мы с Филиппом общаемся, она восприняла намного лучше, чем мы ожидали. Разволновалась, конечно, пообижалась, что ей не рассказали сразу, но постепенно успокоилась. Филипп всё равно постоянно нервничает, как бы чего не вышло. Знакомить наших мам и правда дело рискованное, но иначе никак.

«Это они сейчас, на расстоянии, такие добрые и готовы к мирным переговорам, – ворчит он. – А как встретятся, сразу вспомнят старое, и пошло-поехало!»

А мне кажется, ничего плохого не случится. Всё-таки это наши мамы. Понятно, что враждовать всегда легче, чем дружить, но неужели они не постараются? Моя мама уже вон как старается.

Стол застлан белой скатертью и уставлен салатами, закусками и деликатесами из магазина «Эвкалипт». В центре – ваза с розовыми тюльпанами, это Славка принёс. Он так волнуется, что можно подумать, ему сейчас в Большом театре выступать: вспотел, волосы липнут ко лбу, то и дело сплетает и расплетает пальцы. Они у него длинные, как китайские палочки, честное слово. И костяшки большие. Он весь такой нескладный и нелепый – ну невозможно! Даже жалко! Как кот Юля, когда тот был котёнком и сидел одиноко в подъезде.