Николай Кузьмин - Где найдёшь, где потеряешь (Повести)

— Ах, ты, — в каком-то изумлении произносит Живоглот. — Василий… А я-то ему полтыщи. И она… Без нее не обошлось.

Затем он срывает фальшивую бороду, отшвыривает очки, вынимает пистолет и хладнокровно ждет развязки. Его землистая, морщинистая физиономия каменеет, сощуренные глаза решительностью полны. Оперативники уже возле машины. Заметив ищущее дуло, они пригибаются.

— Бросайте оружие! Сдавайтесь, Черепанов! Не усугубляйте своей вины! — кричат со всех сторон.

— Хе! И фамилию даже знаете? — скрежещущим смехом отвечает он. — Ясненько! Тогда тем более… — и сует пистолет в рот.

В ту же секунду через задние дверцы кабины врываются двое, обрушиваются на плечи Живоглота. Но как ни быстра и ловка их моторная реакция на любое движение преступника, он при желании мог бы спустить курок, причем не один раз.

— Не-е-ет! — хрипит люто. — Больше не дамся! Глядите, как блатные погибают! Застрелюсь лучше!

И не стреляется. А потом уже нечем — обезоружен, взят. И тогда, бессмысленно цепляясь за руль, за кресло, Живоглот меняет пластинку, начинает громко орать:

— Я француз! Я лорд! Не хватайте, меня ждут на Марсе! Где стакан жемчуга? Обворовали! Не хочу!..

Пядь за пядью теснят упирающегося бандита и наконец отрывают от машины. Тут уже проще: под белые руки, как говорится. Не обращая внимания на мгновенное помешательство, его ведут к другой, приспособленной для таких «французов» машине. Согнутый в три погибели, разъяренный, бессильный, обезумевший старик внезапно всхлипывает, роняет неподдельную слезу.

Да… И это неплохо бы видеть ребятам собственными глазами, особенно Саше — закономерный финал оголтелой привязанности к деньгам. А впрочем… Быть может, им уже хватит своих треволнений? Ведь не пропали же даром усилия Игоря, Подольского, Петрова. Они верили в спасительность рискованного эксперимента. Поверим и мы.

После всех происшествий ребята уклонялись от встречи друг с другом, не зная, как держаться теперь, как себя вести. Борька стыдился Игоря, Игорю тоже было неловко отчасти, Саша Донец просто боялся разговора начистоту. Но, живя в одном доме, они, разумеется, столкнулись ненароком. Саша с Борькой возвращались от следователя вместе, а во дворе оказался Игорь, будто поджидал.

— Смотри, Лось! — ахнул Борька. — Чего делать будем? Подойдем?

— Как хочешь, — ответил Саша. — Пускай лучше сам.

Они свернули к пустующей скамейке, уселись, на чужую инициативу положась. Зато Игорь не стал увертываться трусливо. Он подошел — невозмутимый, самоуверенный с виду. Он улыбнулся:

— Здорово, джентльмены удачи!

— Здорово, — робко и радостно Борька кивнул.

А Саша, кривя губы, гоняя во рту жевательную резинку, сказал:

— Если гора не идет к Магомету… — однако руку пожал.

— Злишься? — с огорчением спросил Игорь.

— Презираю.

— Дурак после этого.

А ты предатель. Бить тебя надо долго и больно. Да за такие…

— Не смей! — негодующим воплем прервал Донца Борька. — Опять за старое? Не смей! А если ты так, если так…

Тут он вскочил, шагнул к Игорю и заговорил умоляюще, торопливо:

— Бежим, бежим скорей! Не гляди на него, не обращай внимания. Ну, пожалуйста! Видишь, он все еще с поворотом. Он заразный, а ты прав. Да-да, прав, не думай! И не надо связываться с ним. Пусть он один — один-одинешенек — за все! Пускай подавится своей резинкой!..

— Ну, ты! — поднялся Саша угрожающе. — По головке захотел?

Не отвечая, ребята повернулись к нему спиной и пошли со двора без оглядки. Растроганный Борька закинул руку на богатырское плечо товарища, и они шли так, в обнимку, чего раньше не позволяли себе по причине излишней сентиментальности подобного. Но сегодня — другое дело, особый день. Сегодня мальчишки как бы заново знакомились, еще раз проверяли прочность дружбы своей, и жест быстрее, надежнее слова помогал им выразить себя.

— Ой, что было, что было! — взахлеб начал Борька. — Ты даже не представляешь. У них там целая банда. Всех поймали, даже покупателя нашли. Нам дали «подписку о невыезде», а потом…

Остальное Донец не расслышал. Глядя вслед уходящим, он видел еще некоторое время воодушевленные Борькины взмахи, внимательный профиль Игоря, солидарный товарищеский шаг. Но вот они свернули на улицу, пропали, не покосившись назад, не сожалея, наверно, об утрате ненормального, заразного приятеля. Что ж, можно понять…

Саша сел обратно на скамейку, стал тупо следовать взглядом за малышовой возней в песочнице, за всяким дворовым движением. Однако все наблюдаемое не доходило до него, не пробивалось в смятенное сознание. Один!.. Снова и как всегда один… Ну почему ребята не возразили, не поспорили, не завели объяснительный разговор? Потолковали бы и — лады. Скорее всего, он помирился бы с Игорем, признал бы свое поражение. Ведь не мог же он с ходу, как Борька: «Ты прав, а я кретин». Он сразу не мог, но они не поняли, не подождали. Теперь же, что делать ему теперь? Как выкручиваться из дурацкого положения?