Николай Кузьмин - Где найдёшь, где потеряешь (Повести)

Он прыгнул, как прыгал десятки раз до того. Он прыгнул, упустив какую-то долю секунды. Сапог скользнул по наклонной грани принимающего поплавка, второй сапог врезался неуклюже во вздыбленную с подвохом преграду. Еще балансируя на кромке, Алеша понял, что все, инерции не хватит, ему не переступить, не устоять. Он уже знал, что падает, сейчас упадет. Мелькнуло: в гибельной грузной телогрейке… в пудовых сапогах… затылком об понтон… Мелькнуло: неужто конец? Такой бесславный, глупый!..

Ближе к утру ветер, как водится, поослаб, дождик унялся окончательно. Постепенно отряхиваясь от обложных туч, набирало освобожденную высоту, слегка серело предутреннее небо. Заметно спадала нагулявшаяся волна. Шторм затихал. Однако все эти благие уступки природы уже не тешили истревоженную команду земснаряда. Ведь столько времени… С ума сойти! Тут и двужильному работяге не продержаться. А мальчишка…

Молчали. Давно молчали, каждый в себе, — даже Галай не решался опошлить суровую тишину беды неосторожным, неуместным словом. И плохо было — как по покойнику молчать. Но говорить — о чем? Все допустимое высказано, а все невысказанное недопустимо и в мыслях…

Сидели у багермейстера в рубке, Лаптев больше не прогонял.

Сидели на полу помещения, втиснувшись по углам понурыми спинами.

Ждали. Ждали, ждали и наконец дождались.

— «Семерка», «семерка», диспетчер говорит. Прием! — И вслед за этим взахлеб: — Мальчишки, все хорошо! Слышите, мужики? Все хорошо. РБТ вернулся…

А поверх девичьего щебета — нетерпеливо-радостный, простуженный басок:

— Дай я сам, дай я сам! — То вломился в эфир командир земснаряда-тысячника. — Лаптев, Лаптев, слушай меня! Это я говорю, пришел РБТ. Это я — Шарапов! Как понимаешь?

Дальше выяснилось, что найденный рефулер уже с полчаса волокут к берегу оба катера вместе. И находятся они километрах в пяти от косы — там их встретил буксир, а тогда и вернулся к своему земснаряду.

— Ну а наш-то, наш парень как? — размягшим голосом, непроизвольно посмеиваясь, спросил Лаптев.

Остальные, осадив сзади багермейстерские плечи, затаили дыхание, развесили уши для долгожданного ответа. Но вдруг:

— А человека не видели, — из трубки донеслось.

— Да ты что?!

— Не заметили, да. Ведь они разминулись только. Буксир сразу к нам. Лаптев, Лаптев, ты не волнуйся! Говорю же, все девять понтонов тащат. А парень в катере, там и еда, зачем на рефулере торчать?

Вообще-то верно. Правильно — так поступил бы каждый. И все же, не услышав точной правды о своем электрике, опять впал в томление и всякие опасливые предчувствия земснарядовский народ. Понимали: зря это. Убеждали себя: мол, страх беспричинный, нелепый, опровергнутый поимкой рефулера.

Но что сделаешь, когда изверилась, надорвалась душа от долгого и чрезмерного самообольщения?..

Меж собой, однако, колкую тему не трогали и даже виду не подавали, что она существует. Возбужденно высыпали на верхнюю палубу, стали вглядываться в темную мглу. Уже брезжило и отслаивалось небо от морской хляби на востоке и готовилась протянуться черта горизонта, за которым были спрятаны тихоходные катера. Впрочем, нет — они оказались ближе, чём ожидали.

— Огонь! — вдруг бабахнул Дворянинов. — Огонь! Есть!

— Кого? Где? — навалились товарищи, припадая глазом к нацеленной руке.

— Да вон, вон! Под пальцем! Прожектор!

Вскоре его различили все. Мизерный огонек, танцующая былинка света — она ныряла в волну, исчезая, затем всплывала снова и снова, живя с каждым разом все дольше, увереннее, превращаясь в стабильную точку, яркий мазок. И вот наконец ослепительная фара оком циклопа уставилась прямо на земснаряд. Еще немного, и катерист Василий подогнал к борту свою посудину.

— Почему один? Где рефулер? Где другой катер? Где наш парень? — обстреляли его гневными вопросами.

А он, чудак, маяча деревянной физиономией, крикнул фальшиво:

— Потонул ваш парень! Ха, плавать не умел!

— Врешь! — рявкнули в один голос с земснаряда.

А Галай так вообще схватил швабру на длинной палке, попытался проучить бесчувственного шутника. Тот шмыгнул под крышу кабины, взмолился оттуда:

— Ну чего вы, чего вы? Посмеяться нельзя?

— Вылазь! Говори толком, — приказал багер.

— Пускай пузатый уберет швабру.

— Убрал! Не тронем. Да говори же ты, ради бога, скорей!

— Я и говорю, — осторожно выглянул Василий, — говорю, что все в отличном виде. Понтоны целы, ваш электрик тоже. Выкупался, а больше ничего. Я нарочно рванул вперед, чтобы вас успокоить.