Он поработал еще немного, по-разному переставляя парусящую заслонку, ибо корма в движении периодически меняла угол наклона к ветру и, соответственно, свой курс. Он работал безошибочно, хватко, проворно, и вот — замыкающий понтон стал флагманом каравана, а передний, то есть бывший передним, очутился в конце флотилии, которая дрейфовала теперь точно по линейке, штука за штукой, труба за трубой.
— Амба, — сказал Алеша, — сеанс окончен. Парус больше не нужен, корма тяжелей.
Отвязав щит, уложил его на место, прихватил все той же проволокой, чтобы не смыла волна. Выручательный ломик засунул в щелку под распаечной коробкой и тогда умастился на ней сам. И подумал неожиданно, с каким-то удовольствием даже: «Вот Старик зашумел бы, что опять радикулит на железке выращиваю…» И подумал еще: «Ну а дальше чем заниматься?» В то же время почувствовал всем натруженным телом страшную усталость, сырость до костей, противный озноб, хотя было как будто и жарко. Он вытащил влажный платок, собрал им капли дождя и пота с лица, шеи, со слипшихся волос. Затем отжал платок и снова утерся. После того извлек фонарик из кармана, посветил вокруг без надобности и цели. В пятнышке видимости возник прирученный понтон, который плыл теперь задом наперед, промчалась пенная орда попутных волн под предводительством неугомонного ветра. Труба, кабель, собственные сапоги — больше разглядывать было нечего.
Он погасил фонарь.
Он тяжело, по-стариковски вздохнул.
Он безнадежно сказал:
— Хоть бы дождик перестал, что ли…
Только в полтретьего подошел к земснаряду буксир, вызванный с «тысячника» — гиганта здешней гидромеханизации. Застопорив машину в нескольких метрах от «семерки», капитан Петя Серегин объявился на палубе своего корабля, как артист на сцене: кругом тьма, он в прожекторном луче. Нужно было переговорить, уточнить направление поиска, и Петя открыл рот, начиная, да не успел. Шустрый Галай, опередив, заорал по-свойски:
— Ты, моллюск членистоногий, блоха водяная, медуза тебя родила! Чего торчишь, варежку разинул? Зачем ты нам, такой удивленный! В залив беги, в море беги скорей, неужели не ясно?
— Откуда же ясно? — растопырился ошарашенный капитан. — Говори толком, в какую хоть сторону?
— Да по волне, по ветру! — крикнули хором с земснаряда. — Беги! Жми! Не стой же ты! Ведь там человек пропадает! Ну!
Петя Серегин подумал, что ругают его зря и неправильно, так как для курса по ветру требовалось прежде всего исходную точку найти. Еще он подумал, что в другой раз не спустит толстопузому механику, который ни черта не смыслит в навигации, а туда же — горло дерет! Однако, соображая так, сознательный капитан не стал тратить время на личные прихоти. Человек пропадает. Человек пропадает!
РБТ полным ходом рванулся в штормовой мрак…
А минут через десять подвалили к «семерке» два БМК сразу. На одном — злоумышленно проспавший в курилке Василий, на другом — безвинно привлеченный из дому не в свою смену моторист Чудаков. Само собой, первый рулевой сгорал со стыда, второй же, напротив, поносил на чем свет неурочных аварийщиков с Лаптевым во главе. Впрочем, какие там шли дебаты с командой земснаряда, это не важно. Главное, оба катера быстренько развернулись и «побежали» в указанную даль со всей доступной им прытью.
Да, но тут необходимо учесть, что катерок под названием БМК — не ахти какая посудина. Сто пятьдесят сил, навес полукаюты, три шага за спиной рулевого — вот и все технические возможности. Для работы на мелководье да в штиль этакий судостроительный лилипут, в общем, годится, даже хорош. Ну а по бурной глыби на нем куда? Не очень-то разбежишься. Целый час карабкались БМК в горы едва настигаемых волн. Целый час кувыркались с обрывов в клокочущей пене и брызгах выше крыши. Сплошь да рядом дерзкие мини-корабли захлестывало почти с головой или валило набок, чуть-чуть не переворачивая вверх тормашками. Разумеется, скорость при этом была невелика. Тем не менее оставленные за кормой безрезультатные километры достигли того числа, которое озадачило обоих катеристов.
Сначала они теряли уверенность, но все-таки шли вперед. Потом потеряли надежду и шли вперед «на авось», для очистки совести. Наконец, истощилась и эта инерция, после чего суденышки сблизились, сбавили ход, заплясали на волне по-соседству.
— Дальше снести не могло, — пересиливая голосом ветер, катерист Вася решил.
И Чудаков согласился:
— Проскочили впотьмах. Не моторный же он в самом деле.
Читать дальше