Сергей Никитин - Большой путь

Все это есть у хорошего охотника. Но чего нет даже у самого хорошего охотника, так это носа. Нос, конечно, есть, да толку в нем мало! Это — самый примитивный и совершенно бесполезный на охоте нос. Им нельзя причуять дичь, спрятавшуюся в кустах или траве и недосягаемую для глаза. С помощью такого носа не пойдешь по невидимому летом и осенью следу.

Но человек на выдумки хитер. Он нашел такой «нос» в природе, приручил его, воспитал надлежащим образом и стал брать с собой на охоту. Этот замечательный «нос» — собака. Она может уловить запах дичи на большом расстоянии, может разобраться в самых запутанных следах…

Но был однажды такой смешной случай, когда роль этого «носа» решил взять на себя один маленький человек. Звали его Севкой…

Я пошел с ним и собакой Лорой поискать тетеревов. Все утро прошло в напрасных поисках. Солнце поднялось высоко, пора было возвращаться на стоянку. Августовский полдень накалил воздух; казалось, листья блекнут на кустах; от каждого водоемчика поднимался пар.

Севка едва плелся за мной, очень недовольный тем, что ему не удалось увидеть, как вылетает из-под собаки дичь, как дробь выбивает из нее пух и перья и как она шлепается о землю.

Уставшая, разморенная жарой, Лора трусила рядом, высунув красный язык. Вдруг, уткнувшись носом в траву, она закружилась по поляне, окаймленной с трех сторон редкими кустами. «Что-то есть!». Я сдернул с плеча ружье. Лора продолжала кружить в нагретой солнцем, сухой траве ей трудно было уловить тонкий запах дичи. Вот она замерла на секунду в стойке, но потом снова, сильно потягивая носом, забегала по поляне.

Краем глаза я видел Севку. Так велико было его напряжение, что он застыл, словно в стойке — вытянув шею и даже подняв одну ногу, готовую, но не решавшуюся, сделать шаг.

Я понимал его состояние: целое утро напрасных поисков, и вдруг — удача! — собака повела по дичи. В этот момент хочется помочь ей всеми силами. А она кружит все быстрее, все нервознее, и кажется, что не найдет, потеряет… И Севка не выдержал этого напряжения. В страстном порыве помочь собаке он упал на колени, ткнулся вздернутым, обожженным на солнце, носом в траву и стал яростно принюхиваться. В это время Лора рядом с ним сделала стойку, осторожно переступила два раза, и прямо у нее из-под носа с треском вырвался одинокий тетерев-черныш…

Случилось так, что Севка пропустил все: как вылетает дичь, как дробь выбивает из нее пух и перья и как шлепается она о землю.

Когда я заметил ему это, он с достоинством сказал:

— Зато я узнал, что чует собака.

— Что же? — полюбопытствовал я.

— Такой жар сухой, парной.

Я знал, что таким жарким запахом дышит нагретая солнцем земля, и сказал об этом Севке. Пусть понюхает там, где тетеревов нет, и убедится в этом сам. Но он остался при своем мнении и потом хвастался мальчишкам:

— Такой момент был у меня особенный: прямо так само собою и потянуло к земле, будто кто в шею пихнул. Упал я на колени и вдруг — чую: жар сухой, парной.

«Врет, как охотник», — сказал бы я, если бы сам не был охотником.

О таниных способностях говорили все: и мама, и папа, и подруги, и даже сама Фаина Петровна.

Мама любила говорить гостям:

— Вы знаете, все даже удивляются! У Танюши исключительные способности. Иди сюда, деточка!

Таня, польщенная вниманием взрослых, начинала ломаться:

— Не хочется, мамочка, все одно и то же, — капризно тянула она.

— Ну, что ты! — увещевала мама. — Гости ждут, неудобно. Я прошу тебя.

Гости молчали и выжидающе поглядывали на мать и дочь. Почувствовав это пристальное внимание, Таня соглашалась. Тогда мама приносила объемистый том сочинений Пушкина, Лермонтова или Некрасова и предлагала гостям:

— Почитайте на выбор любое стихотворение, не длинное, конечно.

Прослушав стихотворение один раз, Таня бойко повторяла его наизусть.

Гости шумно аплодировали, а мама, смеясь от гордости, награждала Таню звонким поцелуем и горстью конфет со стола.

Если при этом присутствовал папа, он, отвалясь на спинку стула и смеясь одними глазами, самодовольно говорил:

— Она же Челнынцева. У нас в роду все были не без способностей. Помню, когда я учился в школе, а потом в институте…