Людмила Матвеева - Школа на горке

Конечно, понять его рассказ было трудно. Женщина и не поняла почти ничего, это было видно по ее лицу.

Анюта дернула Бориса за пальто и сказала угрожающе тихо:

— Прекрати.

Потом повернула свое румяное лицо к женщине:

— Вы не обращайте внимания, он волнуется, поэтому так непонятно объясняет. Просто у них в школе музей про войну, нужна пулеметная лента. Понимаете?

— Понимаю, — сказала женщина. — Для школьного музея. Ну что же, у меня не одна лента. Думаю, что смогу вам найти одну. Я надеюсь. Сейчас посмотрю, подождите.

Она ушла в комнату. Анюта толкнула Бориса локтем в бок, она даже чуть слышно повизгивала от радости, что все так складно получилось.

Женщина не выходила. Было слышно, как она двинула стулом, заскрипела ящиком. Но вот что-то зазвенело, и она вышла и вынесла им самую настоящую пулеметную ленту.

— Могу смело подарить вам — это моя личная собственность. А на работе, в обществе «Знание», у меня есть еще. Вот вам бумага, заверните экспонат. Всего хорошего. — И она раскрыла перед ними дверь.

— Спасибо! — крикнул Борис.

Когда они оказались на улице, Анюта засмеялась и сказала:

— Видал? Раз-два — и все. Ты бы сам ни за что не догадался!

— Конечно, я бы не догадался. Ты, Анюта, очень хорошо додумалась. Ты даже не представляешь, как мне нужна эта лента!

Они шли обратно. Борис нес два портфеля и сверток с лентой.

— Давай я что-нибудь понесу, — сказала Анюта.

— Нет, я сам...

* * *

На курсах лейтенантов сегодня последний экзамен, кончилось учение лейтенантов. Завтра они получат звездочки на погоны — и на фронт. Прошло почти четыре месяца на курсах, Юра научился ползать по-пластунски, грязная, промокшая шинель не всегда просыхала к утру. Он умеет стрелять и знает, как точно навести ствол орудия, чтобы снаряд летел прямо в цель. Раньше, до войны, Юра часто играл в войну. Они стреляли друг в друга из плохо оструганных дощечек: «Пух! Ты убит». Они были отважными разведчиками, он и Славик, и легко находили Перса, который любил прятаться всегда в одном и том же месте — за дровяными сараями. Дурачок все-таки был — кто же прячется всегда в одном и том же месте? И раздавался победный крик на весь двор: «Перс! Вылезай, мы тебя нашли! Ты за сараями!» До чего же азартно и весело они играли в войну! Как давно это было...

За четыре месяца от Лили ни одного письма.

Курс трех лет они прошли за неполных четыре месяца. Юра валится вечером на кровать, засыпает, не успев положить голову на подушку. Может ли человек в такой напряженной жизни мечтать, тосковать? Может. Юра все время, чем бы он ни был занят, ждет письма от Лили. Вот их первая рота сидит в бывшей пионерской комнате, капитан Логинов ведет занятия по тактике. Висит на стене выгоревший текст торжественного обещания, оставшийся с тех давних, давних пор. В углу на тумбочке лежит барабан без палочек. За окном турник, качели, занесенная снегом скамейка и лесенка у волейбольной площадки, где в незапамятные времена Юра любил сидеть, когда судил игру. «Три — пять, подача справа». Иногда Лиля приходила в лагерь играть в волейбол. Она высоко подпрыгивала у сетки, пружинисто и весело стукала по мячу. У Лили тонкие руки, они кажутся слабыми. Но мяч отлетал сильно и точно.

Лиля не пишет ему. А он опять написал ей:

«Лиля! Посылаю опять письмо на почтамт. Потому что больше писать мне некуда, а не писать тебе я не могу. Лиля, я все помню, мне очень важно, чтобы ты это знала. А цветок, который я подарил тебе в тот день, жив. Это тоже очень важно. Лиля, я тебя люблю. И это самое важное. Юра».

Два письма уже вернулись с почтамта. «Адресат не востребовал» — такая пометка была сделана на конверте. Конечно, не востребовал. Как же может Лиля прийти на почтамт, если она воюет где-то далеко от Москвы, там, куда увез ее в ту ночь длинный темный эшелон.

Но он все равно посылает ей письма на почтамт, пока не получил номера ее полевой почты.

Капитан Логинов говорит:

— Заканчиваю последнее занятие. Встретимся на днях на государственном экзамене.

И вот уже экзамены позади, завтра они уедут из этого места, из уютной деревни Пеньки. Такая мирная была жизнь в последние месяцы — аккуратно заправленные койки, столовая с горячим супом, торфяной синий дымок над крышей кухни. Носов, Хабибуллин, Терехов. Письма от мамы, ее тревоги — как кушаешь, не простудись. Все это был, оказывается, его дом. Где человек прижился, там его и дом.