Леонид Фролов - Полежаевские мужички

Мать беззвучно смеялась.

Утром Тишка не нашел под тряпкой котят. Гнездо отволгло от ночного тумана и было холодным.

Первое подозрение у Тишки пало на Славика, но брат еще не вставал, распластавшись, лежал на кровати. Не мог же он ночью бегать в баню. Его, сонного, в туалет и то не поднимешь: помычит, помычит, перевернется на другой бок да и опять засопит носом.

Мамка с папкой на такое дело пойти не могли. Им Тишка все-таки доверял, не обманщики.

Да ведь — самое главное! — кроме Тишки, никто и не знал, что котята находились в предбаннике. Кто же это его подследил?

На росной тропинке вычернился всего один след — Тишкин. Неужели с вечера кто-то забрал их?

Тишка вернулся в избу угрюмым.

— Что, детинушка, не весел? — затянула было Варвара Егоровна, но Тишка бросился ей в колени и заревел:

— Ко-о-тят украли-и…

— Да кому же они нужны, дурачок ты мой… — прижав Тишку к ногам, сказала Варвара Егоровна. — Под печкой где-нибудь и лежат… Вон Славик фонариком светил, так и то не увидел. А ты сразу: ук-ра-а-ли-и…

— Да-a, они под печкой и не были никогда… — уже совсем распустил нюни Тишка. — Я их в предбаннике под тряпками прятал…

— Ну, а кошка-то где их кормила?

— Та-а-ам и корми-и-ла…

— Господи, ну что за наказание на мою шею свалилось… — притворно заохала мать. — Только и не хватало мне кошкиных котят искать.

Тишка вырвался из объятий Варвары Егоровны и зареванными глазами посмотрел на мать:

— Мамочка, да они ведь не кошкины…

— А чьи?

— Мо-о-и…

Тут уж Варвара Егоровна не сдержалась, легонько оттолкнула сына от себя и захохотала:

— Ну, Тишка, с тобой хоть стой, хоть падай… «Мо-о-и-и»… — передразнила она и опять засмеялась. Живот у нее мелко затрясся.

Славик поднял всклокоченную голову от подушки и тоже передразнил:

— «Мо-о-и-и»… — У него спросонья получилось так, будто промычала корова: «Мо-о-у»…

— А ты не мычи там! — сразу унял слезы Тишка: при старшем брате он никогда не ревел; Славка и сейчас не услышал бы Тишкиного плача, если б не притворялся спящим.

Но Славик был настроен миролюбиво.

— Ладно, помогу их тебе найти, — великодушно предложил он.

— Ага, поможешь, — разгадал его маневр Тишка. — Опять скажешь: «Воды принеси… Накопай картошки…» А сам только вид сделаешь, что будешь искать.

Славик пропустил критику мимо ушей, свесил ноги с кровати и, прижав кулаки к плечам, потянулся.

— Никуда не денутся твои котята, — бодро сказал он. — Где-нибудь там же по бане и шныряют. Найдем! Вот подожди, я только оденусь…

— Ай-ай-ай… — удивленно покачала головой Варвара Егоровна. — Так это разве не Славик вчера и воды принес, и дров наготовил? — Она вприщур посмотрела на старшего сына. — А я-то его стараюсь нахваливаю, говорю «молодец».

— Ты «молодцы» сказала, — поправил Славик и побежал умываться.

Варвара Егоровна взяла Тишку на руки, будто маленького.

— Тишка, какой же ты у меня хороший, — прочувствованно сказала она.

Тишке сделалось неловко, что брат может увидеть его на руках у матери, и он стал извиваться, чтобы соскользнуть вниз.

— Стыдишься? — спросила мать. — Какой же ты у меня большой и какой маленький.

Варвара Егоровна поставила сына на пол.

— Вот что, Тишка, скажу тебе, — проговорила она. — Ты не ищи их больше, котят своих. У них глаза прорежутся, и Мурка их сама приведет…

Тишка задумался. Если даже мать не права, у него все равно другой надежды увидеть котят не оставалось.

Мурка вела себя, будто ничего не случилось. По-прежнему жалась к Тишкиным ногам, преданно и невозмутимо смотрела ему в глаза и, если Тишка нагибался ее погладить, охотно и громко мурлыкала, вытрубив свой пушистый хвост.

Тишка, приседая на корточки, пристально вглядывался в продолговатые черточки темных зрачков.

— А ну признайся по-честному, где они? — спрашивал он грозным шепотом.

Мурка, как ни в чем не бывало, терлась головой о его колено и не обращала внимания на Тишкины угрозы.

— Мурысенька, да неужто и ты про них ничего не знаешь? — допытывался Тишка, и губы у него предательски вздрагивали.

Похоже было, что кошка потеряла интерес к подброшенным ей котятам. Тишку больше всего угнетало, что она целыми днями валялась на печи или, когда солнышко вытягивало поперек половиц продолговатые скатерти света, свернувшись в клубок, располагалась на них. Тишка насильно выгонял ее из избы. Она, посидев у дверей, дожидалась, когда кто-нибудь выходил на улицу, и проскакивала под ногами в дом. А если она вдруг и просилась, чтобы ее выпустили на двор, то отлучки были очень непродолжительными.