Л. Кормчий - Красавчик

– Пойдем, – оживился Красавчик.

Вода в ручье оказалась холодная – долго купаться не было возможности. Друзья скоро снова забрались нагишом на площадку. Обоих била дрожь от студеной воды, и приятно было подставить горячему солнцу иззябшее тело.

– Брр… – вымолвил Митька. – И холодная же вода! Не иначе как ключевая.

Он шлепнул по плечу Красавчика:

– Сойдемся, что ли?

Красавчик, смеясь, согласился. Оба сцепились в клубок и с хохотом покатились по поляне. На белом теле Красавчика смугло выделялись упругие руки Митьки, шутя перебрасывавшего и катавшего по траве приятеля. Громкий смех наполнил полянку, спугнув птиц с кустов.

– Что это у тебя? – прекратил Митька борьбу и, отдышиваясь, уставился пальцем в левое плечо Красавчика. – Что это?

– Где? – еле вымолвил тот сквозь одышку.

– Да на плече.

– Ах, тут! Родимое пятно…

– Впервые вижу такое родимое пятно. Посмотри-ка, ну ровно бабочка коричневая… Вот крылышки, хвостик, головка… Усы даже… Ей-ей, как вырисовано… Совсем бабочка…

– А раньше ты не видал его у меня? – усмехнулся Красавчик. – Ведь сколько времени вместе жили.

– Не пришлось. Эх, да! – вспомнив, воскликнул Митька. – Колька-Палач говорил мне про бабочку у тебя на плече. Ты с ним на Бабьей речке купался, так видел он, правда! И бывают же такие штуки…

Только неспроста это…

– Почему неспроста?

– Да так, – уклончиво заметил Митька. – Только уж запомни, что неспроста, – уверенно добавил он, надевая белье.

Одеваясь, Красавчик задумался. Почему-то вспомнились вдруг Крыса, Колька-Палач и другие ее питомцы. Почему-то уверенность Митьки, что «неспроста» у него родимое пятно приняло форму бабочки, воскресила в памяти горбунью и старых сотоварищей. До этого он не говорил с Митькой о Крысе, теперь почему-то захотелось потолковать о ней. Когда оделись и улеглись на солнцепеке, он спросил:

– Ты знал Крысу до того, как стал жить у нее?

Тема разговора даже Митьке показалась странной. Он с недоумением взглянул на Красавчика.

– Знал. Чего это ты о ней вспомнил?

Красавчик пожал плечами.

– Не знаю. Может, не к добру это…

– Понятно, не к добру. Разве чертовки вспоминаются к добру? – наставительно заметил Митька.

Красавчик мысленно согласился с ним. Однако старуха продолжала занимать мысли, и он не мог удержаться от дальнейших расспросов.

– Когда же ты узнал ее?

Митька фыркнул.

– Я-то, братец, знаю ее года четыре, а слыхал про нее много от людей, знавших ее и по двадцать лет. А ты мало, что ли, знаешь ее? Племянник ведь… И мало ли она колотила тебя? Забыл, что ли?

В воспоминаниях этих было мало приятного. Красавчик съежился…

– Спасибо тебе, – тихо вымолвил он. – Ты вступился.

– Чего там, – махнул Митька рукой, и что-то хмурое, угрюмое, почти волчье скользнуло в его взоре. – Сволочь она, вот что!

Он отвернулся, как бы отказываясь от дальнейших разговоров, но, минуту спустя, снова повернул лицо к товарищу. Оно было хмуро, и в глазах горели искры ненависти.

– Ведьма она! – каким-то глухим голосом заговорил он. – Ей бы давно в каторгу надо… Знаешь ты, что она делала раньше, когда ты-то и на свет не родился?

Красавчик потряс головой, превращаясь в слух: по тону Митьки он понял, что узнает нечто необычайное.

– Детей она крала и уродовала… Ноги, руки ломала им, каленым железом глаза выжигала… И много еще чего делала… Убить ее мало!.. Делала она эти штуки, когда еще с мужем жила… Знаешь Егорку-Курчавого, которого застрюмили [14] Застрюми́ть – поймать, задержать ( жарг .). в прошлый год на мухе [15] На му́хе – на чердаке ( жарг .). ?

Красавчик утвердительно кивнул:

– Ну вот… Курчавый знает Крысу лет двадцать. Еще она тогда в Одессе жила. Рассказывал про нее Егорка разное… В чайной у Доброхотова сидели мы года два тому. Он и мужа ейного знал. В Одессе они вместе детей коверкали, уродов из них делали…

– Зачем? – чуть ли не холодея от ужаса, спросил Красавчик.

– Тоже спросил! – криво усмехнулся Митька. – Думаешь, все такими херувимами, как ты, стрелять ходят? Нет, брат, нищенкам нужны ребята пострашнее, чтобы господ жалобить… Вот Крыса и делала таких, что страх смотреть на них было, и продавала их разным нищим. Потом вышло у нее в Одессе такое дело, что никак больше жить там нельзя было. Она с мужем – в Питер. В Питере она тоже взялась бы за прежнее дело, да мужа тут пришили… Ваську Карзубого знаешь? Ну вот он его и пришил. Ночью в «Виндаве» Крысин муж в карты сжулил, а Карзубка его пером… Пришил… Без мужа-то Крысе нечего стало делать. Говорят, он мастером был ребят уродовать, а она только таскала их. Вдовая Крыса начала «плакальщиков» держать да краденым промышлять… Лет десять, поди, этим живет… Вот она какая, Крыса-то… Че-е-ртовка! – Митька с остервенением вытянул последнее слово и плюнул: – Бросим говорить о ней… Сволочь она, и только. Пойдем-ка, брат, лучше к дачникам рубахи стрелять…