Л. Кормчий - Красавчик

Солнце начинало припекать. Жарко становилось на площадке, и друзья перешли под тень кустов.

– Легче тут немного, – заметил Митька, скидывая толстую серую арестантскую куртку. – Скинь и ты – право, хорошо.

Красавчик последовал примеру друга. Приятная прохлада охватила тело. Оба с наслаждением разлеглись здесь, под кустами, на траве, еще влажной от росы.

Куртки, по-видимому, дали новое направление мыслям Митьки. Швырнув окурок «цигарки» в кусты, он повернулся к приятелю.

– Нам надо бы одежу сменить, Красавчик. В этой штуке, – он ткнул кулаком в куртку, – нас и распознать могут. Тут не смотри, что чухны живут, а полиция-то русская. Фараоны [12] Фарао́н – городовой, жандарм ( жарг .). разнюхают мигом. Одежу непременно сменить надо, а то засыпемся.

Красавчик был настолько далек от каких бы то ни было мыслей, связанных с тюрьмой, что забыл даже о тюремной одежде, которую носил. Опасения Шманалы показались ему справедливыми.

– Правда, – согласился он, – а где другую одежу взять?

– Где? – Митька отвел взгляд в сторону.

В прошлое лето он попросту украл себе коломянковую [13] Коломя́нковый – сделанный из коломянки, плотной льняной ткани. куртку со двора какой-то дачи. По его мнению, это был самый простой и самый верный способ переодеться. Но он почему-то воздержался предложить этот способ Красавчику. Он знал, что Красавчик не согласится, и мысленно обозвал его «дураком» и «трусом». Как нарочно, Красавчик спросил в эту минуту:

– А в прошлое лето ты как же?

Лукавая улыбка скользнула по губам Митьки.

– В прошлое? Да просто стырил… Сушат дачники на заборах разные рубахи, ну я и взял себе одну.

Из скромности Митька умолчал о том, что «стырил» он не одну, а несколько рубах. Не рассказал также и о том, что лишние рубахи были проданы владельцу постоялого двора возле станции.

Красавчик ничего не ответил. Только в глазах его скользнуло опасение. Митька заметил это, и раздражение шевельнулось в его душе.

– Тебе-то, понятно, слабо станет пойти на это… «Плакальщик» ведь ты… Может, выскулишь у дачников нам по рубахе?

Насмешка больно резанула Красавчика. Он поглядел с укоризной на Митьку:

– Зачем говоришь так? Я ведь… – дрогнули губы, и Красавчик не договорил.

Митьке стало жалко товарища.

– Пошутил я, Миша, – хмуро вымолвил он, – не сердись… А насчет стрельбы это я верно сказал, – продолжал он. – Коли не стырить, так выскулить по рубахе придется. Надо будет к дачникам пойти. Пострелять… Я уж надумал, как…

Слова Митьки неприятно подействовали на Красавчика. Точно взял кто-то вдруг его радостную, ликующую душу и погрузил во что-то мрачное и холодное. Он точно сразу перенесся к Крысе, в прежнюю постылую обстановку. Красавчик даже кинул вокруг недоумевающий взор: не пропали ли яркая зелень, теплая ласка майского дня и веселый, беспокойный птичий гомон? Стремясь на свободу, он мечтал о другой, неведомой, но счастливой жизни, в которой даже тенью не проскользнет печальное прошлое. Он думал зажить с Митькой совершенно по-новому и, вырвавшись из тюрьмы, ни разу не вспомнил о своем прежнем ремесле. Слова друга камнем легли на душу. Красавчик вздохнул и пригорюнился, как человек, которого безжалостно вырвали из области фантазии и кинули в скучную, серую действительность.

От Митьки не укрылась подавленность приятеля. У отчаянного вора – Митьки-Шманалы – была чуткая душа. Он понял друга, хотя и странной показалась ему причина его печали.

– Эх, Красавчик, – почти с досадой вымолвил он, – да ведь один раз пойдем только! Потом уж не будем стрелять. Так разве, если на табак да на хлеб понадобится… А когда ягоды да грибы пойдут, то ни стрелять, ни шманать не нужно будет – собирать будем и продавать. Чего ты? Да и теперь-то, когда будем ходить, – я буду говорить, а ты только ходи со мной… Тебе-то и дела будет, что ходить со мной да молчать. Понятно, если спросят о чем, то ответишь – я научу тебя, как. Понял?

– Понял. Да это все равно, ходить или говорить… Думал я, Митя, что не нужно этого будет… Вот я почему… А уж раз нужно, то пойдем…

– Ну вот и молодец! – оживился Митька. – Ты хороший парень! Не пойти ли нам сегодня за рубахами-то?

Красавчику было безразлично, когда идти. Мечты его все равно потерпели крушение. Его утешало только, что в недалеком будущем все-таки не нужно будет собирать милостыню.

– Мне уже все равно, – вздохнув, проговорил он. – Ну и ладно. А не искупаться ли нам? – предложил Митька, чтобы развлечь приятеля. – Айда, брат, к ручью.