В. Львович - Когда бессильны пушки

Скучающий взор проходившего солдата задержался на свежем листе, наклеенном на заборе.

— Чорт меня побери,— воскликнул он и обратился к своему спутнику, загорелому солдату,— ведь эта штука написана по-французски.

Оба солдата остановились, и первый громко прочитал своему товарищу напечатанную на французском и немецком языках комсомольскую прокламацию.

Эту прокламацию потом, когда туман рассеялся, долго соскабливал с забора постовой шуцман (полицейский).

А оба солдата, встретившись в казарме со своими товарищами по полку, узнали, что почти все они читали эти трехцветные комсомольские воззвания и что как-раз об этом и идет сейчас горячий спор, в котором они приглашаются принять участие.

Полковник Лерош болен астмой. Врачи категорически запретили ему волноваться. Если бы они имели права высшего военного командования, они бы безусловно запретили господину Лерошу командовать полком оккупационной армии, так как не было дня, когда бы ему не приходилось волноваться по поводу «морального» состояния вверенного ему полка.

Полковник боялся смерти, он хотел умереть генералом. Он старался не волноваться, был всегда сдержан, говорил тихим голосом, подражая в этом своему бригадному генералу, с которого он во всем и всегда старался брать пример. Но всему бывает предел.

И сегодня, позабыв о своей астме, равно как и о бригадном командире, полковник Лерош,имел в весьма повышенном тоне разговор с ад'ютантом полка.

Когда ад'ютант вошел в кабинет своего начальника, господин Лерош в промежутке между зверскими приступами удушья что-то злобно бормотал про себя, быстрыми шагами меряя паркетный пол.

Ад'ютанта звали м-сье Пьер Леблан. В обыкновенное время полковник называл его по-приятельски Пьером. Они были дальними родственниками и здесь, в оккупированном городе, жили на одной квартире.

— Господин ад'ютант,— обратился к Леблану полковник, и ад'ютант, почувствовав, что дело будет серьезное, принял подтянутый и строго официальный вид.

Полковник хотел было придать своему лицу обычное спокойное выражение, но потом, махнув рукой, подбежал к ад'ютанту и, задыхаясь от бешеного приступа астмы, прокричал в самое ухо Леблана:

— Чтобы ни одного боша не было в нашем полку! Выгнать всех до единого! Посадить в военную тюрьму! Вы понимаете?

Короткий, но стремительный рейс по кабинету, и полковник снова над ухом ад'ютанта:

— Вы поняли? Поняли, я вас спрашиваю? Какого же дьявола вы молчите?

Леблан стоял бледный и потный. Он пытался что-то сказать, но каждая его попытка вызывала у полковника все новые и новые приступы ярости, припадки кашля, а затем — фонтан слов.

— Господин полковник,— удалось ад'ютанту, наконец, вставить несколько слов в свое оправдание,— господин полковник. Ваше требование невыполнимо.

Глаза полковника налились кровью.

— Разрешите доложить, господин полковник. Чтобы изгонять бошей нужно, чтобы они в полку имелись. К сожалению… у нас в полку ни одного немца. Ни одного. Только французы.

Полковник сунул своему ад'ютанту под нос листовку.

— А это что?

Открыв ящик письменного стола и выбрасывая оттуда на стол листовки и брошюры, полковник отменно вежливым и одновременно язвительным голосом, но уже значительно тише продолжал:

— А это что?! А это?.. Не думаете ли вы, что наши солдаты привезли это с собой из Франции? Обратите внимание на подписи под этой литературой: «Рурский областной комитет Коммунистического союза молодежи Германии.». А здесь! Читайте: «Коммунистическая партия Германии». А вот…— полковник запнулся…

— «Коммунистическая партия и коммунистический союз молодежи Франции»,— не без некоторого злорадства прочел за него ад'ютант.

— Хорошо, хорошо, можете не продолжать,— пытаясь скрыть свое смущение, оборвал его полковник.— Вы не поняли основной моей мысли. Садитесь, пожалуйста, Пьер, я вам все сейчас об'ясню.

— Вся эта литература,— продолжал полковник, усевшись в своем кожаном кресле, — попадает в наши казармы от бошей. Это установлено. Необходимо удесятерить бдительность, необходимо добиться того, чтобы ни одна немецкая крыса не могла попасть в наши казармы. А если кто-нибудь попадется, то коротко и без шума… Вы поняли меня?