Владимир Майбородюк - Приключения Пиноккио – 2, или Тайна золотых монет

– Назови свое имя! – потребовала экстремистка, стоя в трех шагах от молодой женщины и презрительно глядя на нее. – Назови его, чтобы тот, кому, возможно, суждено будет выйти отсюда, мог помолиться за душу глупого создания, которому она принадлежала. Несчастной, вздумавшей обмануть Волков Генджера, и своими мелкими проделками постоянно досаждавшей им…

– Назвать свое имя? – произнес уже знакомый нам мелодичный грудной голос. – И присесть перед тобой в легком реверансе? Или, может быть, заламывая руки, просить тебя о пощаде? Умоляя не делать того, что ты задумала? Оставь, Мадавати, это ни к чему. Ты, кажется, собиралась станцевать нам? Ну, так танцуй. Попробуй удивить нас своим танцем. Но не советую тебе забывать о том, что мы не в танцклассе. И потом, кто из нас может знать, что ждет его уже через минуту? Что уготовила ему судьба?…

– Ах, вот как? – фыркнула Мадавати. – Знай же, несчастная, твои неприятности начались в ту самую минуту, когда ты имела неосторожность обратить на себя мое внимание. А закончатся они вместе с последним твоим вздохом, последним ударом твоего сердца. А это, уверяю тебя, произойдет очень скоро!

Сказав это, Мадавати подняла согнутые в локтях руки, и, повернув их ладонями кверху, на несколько мгновений застыла так без движения. Стоя на расставленых на уровне плеч в стороны и полусогнутых в коленях ногах.

– Та́м-та-та, та́м-та-та, та-та-та́м-та-та, та́м-та-та, – услышали вдруг все сухие, отрывистые звуки, эхом отдававшиеся в стенах Банка и довольно сносно передававшие ритм индийской танцевальной мелодии. Это один из экстремистов, высокий, смуглый и длинноусый, взялся аккомпанировать Мадавати, за неимением барабанов ударяя одной о другую костяными ручками двух больших, с длинными и широкими лезвиями, плашмя зажатых в его пальцах, ножей.

Первыми, словно откликаясь на эти отрывистые звуки, пришли в движение глаза Мадавати. Глаза, которые до этого та ни на секунду не сводила с заложницы. Следую ритмичным ударам, они быстро задвигались то в одну, то в другую сторону, а вслед за ними тут же пустилась в танец и сама она, подпрыгнув на месте, словно подброшенная с силой распрямившейся внутри ее пружиной.

Когда же ступни Мадавати вновь коснулись пола, она, не переставая водить глазами и следуя ритму, качнулась в одну, в другую сторону, вперед, назад, стоя при этом на месте и работая лишь извивавшимися, словно две змеи, руками, и корпусом. Затем пришли в движение и ноги Мадавати. Перебирая ими, она стала описывать небольшие круги, двигаясь перед неподвижно стоявшей заложницей то в одном направлении, то в другом, то плавно, то рывками, оживленно жестикулируя при этом руками и пальцами. На миг замирая, она тут же снова вся приходила в движение, чтобы, поочередно оторвав ноги от пола и топнув ими о каменные плиты, подпрыгнуть потом сразу на обеих на фут вверх… И тогда заложникам, следившим за Мадавати, словно завороженные, начинало казаться, что они слышат звон бубенцов, невесть откуда появившихся на щиколотках этой одетой в черное экспрессивной танцовщицы…

Ничего не скажешь, Мадавати была искусна в танце. Но вряд ли кто-либо из заложников мог испытывать радость и восхищение от него… Во-первых, потому, что этих людей не располагало к тому их нынешнее положение. А во-вторых, в том танце, многие элементы которого, как впрочем, и весь он сам, были исполнены угрозы и агрессии, полностью раскрывалась злобная и коварная натура его исполнительницы, стремившейся им же подавить волю зрителей и запугать их. Извиваясь всем телом, Мадавати то подступала к своей пленнице, то отступала назад, чтобы потом, снова быстро подбежав к ней, продолжать извиваться, теперь уже не сводя с нее немигающих глаз и словно стараясь загипнотизировать ее этим своим взглядом. Молодая женщина казалась спокойной. Она следила за Мадавати, мягко переступая с ноги на ногу и удерживая согнутые в локтях руки на уровне груди, так, как если бы держала в них невидимую флейту. Которую уже в следующий миг собиралась поднести к губам, чтобы извлечь из нее мелодию, способную успокоить рассерженное, постоянно мельтешившее у нее перед глазами злобное существо.

Внезапно Мадавати замерла на месте без движения. А затем, выкрикнув что-то, ринулась на заложницу. И обрушила на нее удар, по силе сравнимый разве что с ударом камня, выброшенного осадной катапультой. Или с ударом тяжелого хобота разгневанного на весь мир Ганеши, сына Шивы и Парвати…

Итак, вложив в удар всю свою силу, Мадавати ожидала услышать хруст шейных позвонков своей жертвы… Которая, как она думала, вся была в ее власти и с которой она могла делать все, что хотела.