Александр Батров - Завтра - океан

— У нашего чада стянули на берегу одежду, — объяснил ей отец. — У Вади и Коли тоже. Ты только не волнуйся, пожалуйста, не стоит Борис твоего волнения. Дай-ка что-нибудь для мальчишек, а я пойду отнесу.

— Эх, Боря, Боря! — вздохнула.

— Мамочка, я не буду больше! — мучимый стыдом, произнес Борис. — А Ваде и Коле я отнесу одежду сам.

— Что ж, иди, — согласился отец, — и знай, что вот это благородное желание выручить товарищей и спасло тебя от наказания.

Каково же было удивление Бориса, когда, сбежав с лестницы, он столкнулся во дворе с Колей и Вадей, одетыми в собственные костюмы! Коля держал под мышкой штаны и рубашку Бориса, а Вадя небрежно вертел на шнурке его ботинки.

— Борис Ифанов, — хмуро произнес Коля, — наша одежда колобком скатилась прямо на нас. С запиской… На вот, прочти.

Борис развернул записку, поднес близко к глазам и стал читать ее вслух при свете месяца.

«Ребята, ведь я не забыла, как вы цвели в Лузановку мою Мирзу. Я искала ее весь день по городу и даже плакала.

Теперь квиты.

Нина Чижикова (см. на об.)»

— Жаль, что она девчонка и живет в нашем доме, не то я поколотил бы ее! — возмутился Борис. — Ну, что там еще на обороте.

На обороте было написано:

«Помните, как вы смеялись надо мной, когда я ловил в Хлебной гавани бычков и мне не везло, оттого что крепко штормило? А потом спрятали в песке мои тапки. Смеялись? Да? А подойти близко боялись. А то бы я показал вам, как смеяться, когда нет никакого клева. Ладно, теперь смеюсь я!

С почтением!

Мишка Пахомов с Каретной».

— Мишка? Какой Мишка? — грозно спросил Борис.

— Ну, конечно, тот, в синей рубашке, что приходит к Нине, — сказал Вадя и вспомнил вихрастого белобрысого Мишку, живущего на Каретной улице.

— Что же, встретим — получит как полагается. Закрякает по-утиному! — пообещал Борис и в клочья разорвал записку.

— Подумаешь, беда! Сейчас дело не в нем, — миролюбиво сказал Коля. — Надо же нам, наконец, решить, кому быть начальником и капитаном. Спор так спор. И пора уже приступить к делу. А о том, что произошло, лучше никому ни слова.

— Есть! — торжественно приложив руку к груди, произнес Борис и вдруг дрогнувшим голосом спросил: — Значит, они все видели, Мишка с Ниной?

— Не видели, — успокоил его Коля. — Когда нас выбрасывали, их не было. Наверно, спрятали одежду и убежали.

— Именно так и было, — подтвердил Вадя, как будто он это точно знал. — Я их тоже что-то не видел. Не волнуйся, Борис, все в порядке… Значит, никому?

— Никому!

Где-то прозвучали двенадцать мерных ударов. Весеннее небо было полно звезд, и месяц, словно рыбацкая парусная фелюга, казалось, плыл по широкому серебристому течению.

Спал Борис неспокойно, то ворочаясь с боку на бок, то дергая ногой. Потом он увидел сон. Будто встретился он в гавани с Мишкой Пахомовым с Каретной улицы. Мишка показал ему язык, который вдруг оказался не языком, а тонкой камышовой удочкой. Борис быстро протянул руку, чтобы изо всех сил дернуть за дерзкий Мишкин язык-камышину, и проснулся.

Было рано. В воротах гавани только что погасли огни маяка.

«Ну, давай поднимайся!» — сейчас же позабыв о сне, сказал самому себе Борис и торопливо принялся одеваться.

Две минуты на умывание, четыре — на завтрак и минута — для гребешка. Но волосы пришлось привести в порядок рукой на ходу, сбегая вниз по гулкой мраморной лестнице.

Во дворе Борис остановился под окном с цветочными ящиками на карнизе и засвистел, подражая пению щегла.

Окно раскрылось. В нем показалась голова мальчика, черноволосого, в голубой майке. Это был Вадя.

— Выходи, — сказал Борис. — Сегодня решаем.

— Непременно! — согласился Вадя.

Он сразу понял, что жестокий спор, кому быть начальником водной станции, должен быть решен сегодня, ни днем позже.

Окно закрылось.

Дальше они шли уже вдвоем.

Колин балкон выходил на улицу. Над резными перилами балкону с веселым щебетом кружились ласточки. Борис опять засвистев щеглом, а Вадя крикнул:

— Эй, все наверх, ставь паруса!

Коля тотчас же появился на балконе. В одной руке он держал мыло, в другой — мохнатое полотенце.

— Чего вам надо в такую рань? — он был явно недоволен.

— Выходи, есть дело, — ответил Борис.

— Какое?

— Говорят, выходи, значит, выходи!

— Ладно, вот только умоюсь.

Вскоре три друга быстрым шагом направлялись к берегу Отрады.

Борис шел впереди.

В парке Шевченко, откуда широко открывалось море, он остановился.