Инна Фидянина-Зубкова - Маша в хрущёвскую оттепель

– Тёть Люб, выдавайте сюда вашу Светку, дружить с ней буду!

– Ну дружить, так дружить. – выдала тётя Люба Марии свою Светку, плюнула в огород и пошла грядки полоть, поливать.

– Чего хотела? – спросила Светка.

– Да так, ничего, – ответила Машка. – Пойдём на речку, там пацаны рыбу удят.

– Ну пойдём!» – обрадовалась Светка, ей в огороде сидеть надоело.

Пришли девки к реке, а там и правда мальчишки мелочь всякую ловят: карпов да карасей. Но самое главное, среди этой оравы и Васька машин стоял. Он как свою красавицу увидел, так вцепился в неё и стал рыбачить учить. Учил долго – до вечера.

Светка поскучала, поскучала одна, плюнула в воду и домой пошла. А нашу Марию было кому до дома проводить да половину улова отдать.

На следующий день Машка опять до тёти Любы побежала и стала уже целенаправленно Светку кликать.

– Нет уж, дудки, иди сама к своему Ваське! – ответила Светка, развернулась и поплелась к матери в огород – огурцами хрустеть да из лейки их водищею заливать.

А когда Светка отходила от калитки, то какую то нехорошую женскую зависть почувствовала Маша в этой уплывающей в огород спинище.

«Тебе показалось, дочка, – услышала Мария голос с неба. – Маленькие вы ещё обе.»

Ужинала Мария вечером дома одна и думала: «Так что это всё-таки было: детские обиды или женская зависть?»

Думала она, думала, пока у матери не спросила.

Мамулька в ответ расхохоталась:

– А ты поди к нашему деду, обними свой самовар и жди, что тебе посудина медная расскажет!

Не обиделась на мать Маша: «А почему бы и нет?» – подумала (ведь она голос с неба уже слышала).

Закряхтела молодица, вылезла из-за стола и поперлась к деду – самовар обнимать да медную посудину слушать (шесть часов вечера – чай не ночь).

«Иди, Маша, да не плюй на дорогу, не то лёгких путей тебе не видать!» – предостерег её голос с неба и умолк до поры до времени.

Как Маша на квас перешла

Маша и сама понимала, что ей давно пора слезть с самовара и присесть на что-нибудь другое. И Маша присела на квас! Квас у её бабушки и без того был вкусный. Но тут старая придумала модернизацию: повадилась корки чёрного хлеба в духовке обжаривать – от этого квас делался терпким, коричнево чёрным, почти как тёмное пиво.

Полюбился Машеньке этот квас (ко взрослой жизни, видимо, готовилась), стала она его не только сама пить, но ещё и матери в огород носить, отцу в поле, деду в амбар, а бабушке в курятник. Всех замучило дитятко этим квасом! Из-за этого квас в кадушке быстро заканчивался, и бедной бабулечке приходилось настаивать новый.

А в перерывах между квасными делами, Машуха скучать и не думала. Ведь летом куда ни пойди – везде хорошо! Повадилась она с девочками на качелях кататься: кач-кач-кач… Весело. Девки орут! Пацаны в кустах стерегут: смотрят у которой из «баб» платье выше задерётся (наверное, мужиками поскорей стать хотят).

Хороши каникулы в деревне летом! Можно до звёзд ночных гулять, о замужестве мечтать и женихов делить до драки и дёрганья волос. Ведь каждая хочет непременно за такого, как Юрий Гагарин, замуж выйти! Каждая, но не Маша. У нашей девушки уже свой будущий космонавт растёт – Васька. «Васька! – вспомнила Маша. – Как же так, я всех квасом поила, окромя Васьки!»

Побежала она, набрала из кадки ядрёненького кваска и понесла его любимому. Принесла:

– На, Вася, пей!

Попил Василь и говорит:

– Мария, а может, лучше чайку? Самовар то у деда твоего поди поспел.

Ну вот так Маша с кваса и слезла. Вася помог, космонавт будущий всё-таки. Да не просто космонавт, а самой лучшей стране, которую потом все ругали: «Плохо нам жилось, плохо!» – говорили.

Маша и родители

Не знала Маша почему ей так плохо живётся в Советском Союзе: деревня как деревня, лес как лес, поле как поле.

Но машин папа точно знал, что во всём виноват Хрущёв и его политика, направленная на маленькую папину зарплату добросовестного колхозного тракториста. Папа называл Хрущева клоуном, и Маше это почему-то нравилось:

– Хрущев клоун! – девочка очень любила клоунов.

А мама только вздыхала и говорила отцу:

– Тебя посадят.

Маша на это только смеялась:

– Мамулечка, папка и так сидит на стуле!

– Не посадят, не тридцать седьмой! – кряхтел отец.

Хотя на людях он никогда не называл Хрущёва клоуном. Впрочем, Маша никогда и не забивала голову большой политикой, она коровок любила и молочко.

Прибежит бывало к Маме на ферму, погладит бурёнок, попрыгает по бидонам, напьется парного и бегом к деду с бабкой. А с собой бутыль молока несёт: