Михаил Жестев - Приключения маленького тракториста

Алешка хотел ответить, что он скоро станет трактористом и тогда ничто им не будет страшно, но смолчал. Когда-то еще ему доверят машину и он сможет заработать деньги! И больше всего его угнетало, что тетка Лизавета крута да прижимиста. Не легко будет бабушке у нее. Тут хоть колхоз нет-нет да позаботится, и свой дом; а там что? Ну да что сделано, то сделано; и, чтобы как-то утешить бабку, Алешка сказал как можно веселее:

— Ты не горюй! Я тебя в обиду не дам…

— Внучек ты мой, обо мне ли разговор? Тебя бы не обидели.

. — Меня? Уж не тетка ли? Боялся я ее! Думаешь, я не знаю, кто подбил тебя дом продать!

— А хоть бы и я! — громко сказала Лизавета, появившись сзади на крыльце. — Мне своих хватит ртов — и никого к себе я не звала. А захотела мать, — пожалуйста, переезжай, вноси свою долю. Но только еще был уговор. Тебя, Лексей, я к себе не возьму!

Алешка готов был ответить запальчиво — да он и сам не пойдет, но почувствовал себя вырванным из привычной жизни и растерянно спросил:

— А я как же, бабушка?

— К дяде Ивану поедешь, — сквозь слезы ответила Степанида. — Домик у него в городе свой, огород при доме, служба. Хорош не хорош, а все-таки родня. Брат он твоему отцу. Будешь послушным, и он худого тебе не сделает. Работать устроит; не маленький ты, — скоро пятнадцать. Мало ли службишек в городе, магазинов всяких, складов, сам себя прокормишь.

Теперь Алешка все понял до конца. Значит, ему ехать к дяде Ивану, которого никогда в жизни даже не видел. Так решай, Алешка, что будешь делать?

— Не поеду я к дяде Ивану.

— А где ты, родимый, жить будешь?

— Я найду…

Алешка поднялся и решительно направился со двора.

Солнце клонилось к закату… От домов к дороге тянулись длинные тени. Алешка шел вдоль деревни. На околице он увидел Шугая. Тракторист возвращался из МТС.

— Никита Иванович, — тихо сказал Алешка, — возьмите меня к себе… Бабушка меня в город отправляет… Я в тягость вам не буду. А в город я все равно не поеду.

Шугай некоторое время молча шел рядом с Алешкой, потом сказал:

— Пойдем к бабушке, там поговорим.

Старая Степанида, словно ничего в ее жизни не произошло, месила в квашне тесто. Переезжать или оставаться, жить у дочери или самостоятельно, — хлеб все равно нужен. Да и охами и ахами беде не поможешь. Пришла старость, подкосила хворь — смирись! Но едва Шугай заговорил об Алешке, куда девалась старушечья немощь. Швырнула в сторону квашню, сунула кулаки в бока и пошла на Шугая.

— Ты что же хочешь, чтобы я его от родного дяди да в батраки тебе отдала?

— Бабушка Стеша, да я, да мне… хоть спроси Маринку. — Шугай растерялся и почувствовал себя совершенно беспомощным перед сухонькой старушкой, бросившейся на защиту своего птенца. — Что Алешка, что свои, — все они равны.

— Знаю, как равны. Своему кусок в рот, а чужому кулак в загривок. Ишь, чего выдумал.

— Да я ведь не сам… Алешка просит. Уж очень он к трактору пристрастился. Вот над чем подумай.

— А я и думать не хочу! Не те времена, чтобы сироте в батраках ходить.

— Бабушка! — умоляюще крикнул Алешка. — Послушай, бабушка…

— Нет уж, ты меня послушай, — оборвала Степанида внука. — Куда лезешь? К чужим на горький кусок? Одних ребят трое. Да еще на тракторе заставят работать. Ни дня, ни ночи покоя не будет.

Шугай боялся слово вставить. Он только мотал головой, отдувался и поглядывал на дверь, чтобы скорее сбежать от разбушевавшейся старухи. Наконец это ему удалось, после того, как бабка от неосторожности смахнула со стола блюдце и бросилась собирать рассыпавшиеся по полу осколки.

Алешка догнал его на улице.

— Никита Иванович, я все равно в город не поеду, возьмите меня к себе.

— Сам слыхал, что бабка говорила.

— Да что вам бабка, Никита Иванович?

— Мне никто, а тебе родня, за мать она тебе! Против ее воли идти не могу.

— Возьмите, Никита Иванович, — продолжал просить Алешка.

— И хотел бы, да прав нет. Только ты не думай, что я тебя оставлю. Ты годик-другой поживи у дядьки…

Ждать два года? Смеются, что ли, над ним? Нет, все это ему не подходит. Эх, Шугай, Шугай, и ты не поддержал Алешку.

Алешка убежал в поле.

Вечерние сумерки уже легли на землю. Далеко у леса они были совсем темными, над кустарником, что тянулся вдоль дороги, — серыми, а здесь в поле, казались серебристыми. Алешке не хотелось идти домой. Что ему там делать? Лучше вот так лежать на траве, прислушиваться к бесчисленным вечерним звукам и думать о своем, о том, что все как-нибудь обойдется и будет хорошо. После дня волнений он, наконец, обрел спокойствие. Впервые он обнаружил, как много жизни в поле, когда уже солнце зашло и на небе обозначились светлые майские звезды. Переквакиваются в низинке лягушки, кричат где-то у дороги дергачи и неумолчно переговариваются ручейки. Даже кажется, о чем-то шепчутся озимые. Будет дождь или вёдро? А может быть, недовольны, что им подсеяли клевер?