Михаил Жестев - Приключения маленького тракториста

— И вы, Никита Иванович, будете ребят обучать?

— Хоть я, хоть другой.

На следующий день Алешка едва дождался, когда окончится пятый урок. В школе будут изучать трактор. Вот здорово! И он даже намекнул кое-кому из ребят о предстоящих больших изменениях в жизни седьмого класса. Русский, история, география и вдруг урок: трактора! Может так быть? А трактор он сам приведет из МТС. Поставит его в сарай, где сейчас дрова, а дрова — под навес. И, пожалуйте, не сарай, а гараж! А завгар он, Алешка! Он же помощник преподавателя. Больше некому. И его спрашивает Серафима Сергеевна: «Ну как в классе успеваемость по вашему предмету?»

После уроков Алешка выбежал из школы и, остановившись посреди дороги, прислушался: где Шугай? Гул донесся со стороны фермы. Очень хорошо! Значит, трактор идет с порожняком на погрузку. Напрямик, по огородным тропкам Алешка бросился к скотному двору. Еще издали он замахал Шугаю сумкой. Никита Иванович, без меня не уезжайте!

— Постой, сначала покажи дневник, — сказал Шугай.

Алешка нехотя вытащил дневник.

— Так, — сказал Шугай, перелистывая страницу. — Двойка по географии… И по геометрии… А физика?

— Я и без физики тракторист, — буркнул Алешка.

— Скажи, пожалуйста, уже тракторист, — покачал головой Шугай. — Так вот слушай, что я тебе скажу: во-первых, ты никакой не тракторист, а во-вторых, двоечники в нашем деле — аварийщики. Заруби это накрепко. А сейчас ступай домой!

Но Алешка продолжал стоять на гусенице.

— Слыхал, что сказал? — прикрикнул Шугай. — Сходи!

— Вы насчет школы говорили с Серафимой Сергеевной?

— Вот о чем ты! А ты подумай, мог я говорить об этом, когда она мне все твои двойки в нос сунула? Смотрите-де, Никита Иванович, до чего довели парня ваши трактора. Так как же я мог говорить с ней о всех ребятах? Это чтобы весь класс вроде тебя в двоечниках ходил? Ты и себя подвел, и товарищей. Сам во всем виноват. А теперь ступай! И так сколько с тобой проканителился.

Алешка послушно сошел с гусеницы. Трактор дохнул ему в лицо теплом и ушел в поле. Опять не повезло!

Вечером, по обыкновению, Алешка направился к Шугаю. С машины прогнал, а дом при чем тут? Во дворе под навесом стоял трактор. Алешка подошел к машине, поправил дерюгу, наброшенную на капот поверх мотора, и осторожно погладил рукой еще теплый радиатор.

В доме его шумно встретили шугайчата, ласково улыбнулась Маринка, но сам Шугай так взглянул на Алешку, что тот так и остался у порога.

— Никита Иванович, я на завтра все уроки приготовил.

— А вчерашние? А позавчерашние? Тоже приготовил? Нет, брат, вершки-вершками, а без корешков толку не будет.

— Я нагоню.

— Вот тогда и приходи.

— Пусть посидит, — что ты мальчонка гонишь? — заступилась Маринка.

— Значит, надо! — ответил Шугай. — Так-то вот, товарищ Левшин!

И вот товарищ Левшин возвращается домой. Алешка чувствовал себя сиротливо, неуютно, словно оказался один без пристанища, среди пустынной зимней улицы.

Любой ценой он решил вернуть расположение Шугая.

Теперь все дни он просиживал над учебниками. Читай, читай, Алешка, глядишь, не то что тройку, а и четверку получишь. Он выработал целую систему получения хороших отметок. Еще с вечера он пытался определить, по какому предмету его вызовут. По немецкому, — надо подучить слова! По физике — приготовить заданный урок и то, за что он раньше имел двойку. А по математике самому напроситься. В классе учитель задает вопрос, Алешка знает не знает, обязательно поднимет руку. Раз-другой ответишь, — глядишь, войдешь в число активно работающих на уроке. О, это великая штука! Ведь почему у отличников никогда не бывает плохих отметок? Думаете, всегда всё знают они? Нет, Алешку не обманешь. Когда отличник плохо отвечает, думают: это случайность, — наверно, заболел или дома что-нибудь стряслось. Вот как! Зарабатывай славу хорошего ученика, Алешка. Прослышит обо всем Шугай, и, пожалуйста, садись опять в кабинку!

Хотел того или не хотел Алешка, но он действительно усвоил все полагающиеся ему науки; отметки в дневнике пошли хорошие, и Шугай, сменив гнев на милость, допустил его к трактору.

Зима была в разгаре. Над Серебрянкой часто бушевали метели. Дороги занесло, и по неделям в деревню не могла пройти ни одна машина. Но для шугаевского трактора все было нипочем. Он шел по бездорожью, пробивался через снежные сугробы. С утра до вечера в лесу был слышен его рокот.

Алешка особенно любил поездки в лес. Зимняя тишина хвойной чащи, уложенные ветрами снега и в белом инее могучие сосны. И одно сознание, что он, Алешка, врывается в эту величавую лесную тишину, легко и свободно тащит за собой целую гору медноствольных кряжей и что ему все нипочем — и метель, и мороз, — наполняло его такой верой в свои силы, что у него даже не возникало сомнений, что в его жизни все будет так, как ему это хочется. Он еще был слишком молод, чтобы понять, что бездорожье в жизни куда опаснее, чем метели в самую жестокую зиму.