Игорь Минутко - Мишка-печатник

Наконец — площадь, и Федя ахнул: ходят по площади люди в серых шинелях с золотыми погонами, какие-то ящики таскают в церковь.

«Белые…» — И Федя начинает дрожать мелкой дрожью. Но это не от страха, нет! Ненависть, жаркая ненависть заполняет его. И нетерпение: «Скорее бы, скорее бы наши в атаку пошли!..»

Вдоль опушки лежат рабочие с винтовками, притаились, снег на них с веток опадает, а они не шевелятся- ждут… Недалеко от Феди, у старого пня, вылезшего из снега,- пулемет «максим», два красноармейца за пулеметом лежат; незнакомые красноармейцы, их недавно в отряд прислали.

— Скорее бы… — хрипло шепчет отец Парфений и щелкает затвором винтовки.

— Сейчас… — Отец нервно покусывает веточку. И вдруг далеко в белесом небе повисает зеленая

ракета, за ней вторая. Повисев немного, они валятся вниз, оставляя серые хвосты — как зеленые цветы на длинных ножках.

— Давай! — кричит отец. — Огонь!

И сразу, задыхаясь, захлебываясь, начинают строчить два пулемета.

Федя замечает, как у старого пня водит огненным носом «максим», и на мгновение видит лицо пулеметчика — молодое, яростное, искаженное судорогой гнева…

Рядом стреляет из винтовки отец Парфений.

И кругом сухо хлопают винтовочные выстрелы.

Федя видит: пуста площадь перед церковью; несколько черных фигурок валяются на ней;

бежит по улице маленький человек в нижнем белье и вдруг, будто споткнувшись, падает;

пересекают площадь трое, тащат за собой пулемет, исчезают за углом церкви;

вырывается из-за плетня лошадь и мечется по площади…

Где-то далеко начинает бить артиллерия. «Наша»,- понимает Федя. Черные взрывы, все заглушая, вырастают в огородах, ближе, ближе к площади.

Снаряд попадает в колокольню церкви, и она, треснув, рушится.

Рвутся, рвутся снаряды…

— На! На! На! — не помня себя, кричит Федя.

— Ты что? Очумел? — Отец Парфений сильной рукой пригибает его к земле. — Убьют!

Только тут Федя начинает слышать посвистывание над собой, начинает слышать пулеметное татаканье с той стороны.

«Белые стреляют», — догадывается Федя. И видит он недалеко от себя рабочего с рыжей щетиной на скулах; рабочий лежит на спине, раскинув руки, струйка крови выползла изо рта, а мертвые глаза смотрят в небо…

Внезапно смолкла артиллерия, и за ней замолчали наши пулеметы.

— За революцию! — кричит отец. — Впе-ре-е-ед! И видит Федя отца — он выскакивает из-за ствола густой ели, размахивает наганом, бежит, проваливаясь в снег, к деревне, бежит, не пригибаясь, во весь рост.

— Ур-а-а! — катится над опушкой, и лавина людей с винтовками несется к деревне.

Уже нет рядом отца Парфения. Уже нет рабочих на опушке. …а-а-а!.. — удаляясь, летит над землей. И есть в этом «а-а-а!» что-то такое, что заставляет Федю вскочить и кричать, кричать, срывая голос:

— Бейте их! Бейте! Бейте!..

— Хлопец! А ну сюда!

Федя оборачивается на голос — молодой пулеметчик держит задок «максима», а рядом, уткнувшись в снег, лежит второй красноармеец.

— Убили… — шепчет Федя.

— Рассуждай! — яростно сверкает глазами пулеметчик.- Бери сумку. Живо!

Федя хватает за ремень тяжелую сумку, бежит за пулеметчиком.

— Мы сбоку зайдем! — На бегу поворачивается красноармеец. — Видишь вон высокий сарай!

— Вижу…

— Не отставай!

Они бегут по деревне, мимо разрушенной церкви, вдоль серого плетня, мимо убитых. Перед самым носом Феди тарахтит пулемет. Федя задыхается от тяжести, но не отстает от красноармейца.

Где-то впереди хлопают выстрелы, пулеметы через равные промежутки прошивают татаканьем окрестность. И уже не слышно нашего «ура»…

Они сворачивают в переулок, останавливаются у высокого сарая. Федя совсем задыхается. Оказывается, они на окраине деревни. Впереди небольшое поле, и за ним — опять плетни, крыши. Деревня. Она в низине, словно присела от страха. Оттуда злобно бьют пулеметы.

— Правильно назвали-то — «Днище», — говорит красноармеец и вытирает рукой потное лицо.

— Значит, Струново мы взяли? — спрашивает Федя.

— Выходит, что взяли. Видишь, вон наши?

Федя видит: за плетнями огородов и в поле за ворохами соломы, занесенными снегом, лежат рабочие с винтовками.

— А ты — Федя? — спрашивает пулеметчик.- Дмитрия Иваныча сын?

— Ага.

— Это у тебя Мишку убили?

— У меня… — И Федя чувствует, как комок подкатывается к горлу.

— Ничего, Федя. — Молодой красноармеец хмурится.- Заплатят они нам за Мишку. За все заплатят… Только плохо мы с тобой обосновались. Далеко от позиций. Офицерики небось скоро в атаку пойдут.