Алексей Ельянов - Утро пятого дня

Дед вскочил с кресла, подбежал к карте, подбросил к ней руку. Так подбросил, будто смахнул со стены все города, горы и океаны, чтобы крепко-накрепко зажать их в кулаке.

В комнате над дверью что-то затрещало. Только тут я заметил новый большой звонок, он висел на проводах, перекинутых через гвоздь. Дед услышал, забеспокоился, подбежал к письменному столу, выдернул один за другим ящики, отыскал маленькую стеклянную ампулу и быстро вышел. Я знал, что за стеной лежала в постели его больная внучка. Дед уже месяц ухаживал за ней днем и ночью.

— Леня, будь добр, сбегай в аптеку, — попросил Дед, вернувшись. — Она на углу улицы Желябова и Невского. Получи лекарство. Знаешь, там, где выдают по рецептам. — Дед дал мне какую-то бумажку, и я помчался.

Вернувшись, я застал в комнате Деда двоих наших кружковцев — Руслана и Люду. Они чинно сидели рядышком на стульях у окна. А на диване полулежал Андрей.

— Здравствуйте, — сказал я радостно.

— Привет, привет, знаменитость, — усмехнулся Андрей. Руслан и Люда кивнули.

Смущаются, подумал я. Пришли посоветоваться насчет свадьбы. Если бы я не знал об их недавнем решении, никак бы не подумал, что передо мной сидят жених и невеста, такие они разные: высокий, тощий, с виду сумрачный он, и маленькая, тоненькая, озорная и лукавая она. Густые черные волосы Люды вились мелкими колечками, спадали на плечи, на голубое платье. Она крепко держалась за края стула. Я подумал, что еще немного — и она не выдержит этой чинной неподвижности, быстро встанет, рассмеется, начнет подшучивать над всеми нами. Руслан сидел прямо, сосредоточенно и будто что-то мял, скручивая длинными пальцами. Он всегда так делал, когда волновался.

Я отдал Деду лекарство. Дед поблагодарил и больше не сказал ни слова. Низко склонилась его голова, редкие седые волосы были растрепаны, очки сползли на кончик носа. Сидя в кресле, Дед грустно потягивал трубочку, сопел, покашливал. Его было просто не узнать. Куда девались энергия и веселость? Что тут произошло?

Я сел на диван рядом с Андреем, хотел сказать что-нибудь забавное, пошутить, но меня смутила необычная тишина в дымной комнате Деда. Как будто что-то очень важное нарушилось с моим появлением. Никто не смотрит на меня, никто не ждет моих слов. Лица у всех напряженные, вызывающе топорщится клочковатая борода Андрея.

— Вот, пожалуйста, — сказал вдруг Дед горячо и громко, показывая на меня рукой: — Я вам говорил о его успехе. Так он теперь тоже конченый человек.

«Вот так да, — подумал я. — Какой же я конченый человек? Все у меня складывается как нельзя лучше». А Дед продолжал:

— Теперь и он захочет персональный стол.

— Он не захочет, — сказал Андрей. — Он всю жизнь будет сочинять что-нибудь дамское, — Андрей хохотнул, — о станках для француженок.

Зачем он так зло шутит? Когда у Андрея бывали удачи, когда все хвалили его у нас в кружке, я радовался за него, гордился им. А он всегда говорил о моих стихах что-нибудь такое… И сегодня он особенно язвителен.

— При чем тут дамское? — взорвался Дед. — Он написал неумело, но человечно, и это поняли многие.

— Опять вы о человечности, — недовольно сказал Андрей. — Кто знает, что это такое?

— Эгоист, — сказал Дед. Он встал с кресла, быстро заходил по комнате. Три шага вперед, три назад. — Когда ты смеешься над пороками — тебе только смешно, — говорил он. — Когда ты восхваляешь что-то или превозносишь — ты, даже не замечая этого, восхваляешь и превозносишь только самого себя. Ты как будто сводишь со всеми счеты.

— А разве мало дураков? — усмехнулся Андрей. — Почему я должен быть с ними заодно?

— Ты ни с кем не заодно. И кажется… кажется, это я во всем виноват, — внезапно заключил Дед и остановился. Голос его потускнел. — У вас хорошие специальности. У вас друзья, много книг, много дней впереди, вы уже начинаете обзаводиться семьями. — Дед посмотрел на Руслана и Люду. — И вдруг такая вот беда: не окрепнув, все бросить… Андрей, ты не должен уходить с работы.

Ах, вот они о чем, наконец-то понял я. Сегодня первый день Андрей не на работе. Я просто не мог представить, как он решился уволиться. Пока он только мечтал об этом, я думал, что он прав, и даже поддерживал его, восхищался его смелостью, его готовностью к подвигу ради любимого дела, но теперь, когда все свершилось, я думал о поступке Андрея с растерянностью, недоумением и страхом.

Дед нервно посапывал трубкой, смотрел на Андрея и ждал, что он скажет. Мой друг уже не полулежал, он сидел напряженно на самом краешке дивана. У него подрагивали пальцы.