Алексей Ельянов - Утро пятого дня

Сколько бы я ни старался, мне никогда, пожалуй, не удастся говорить с работниками магазинов громко и уверенно, как это делает Андрей.

— Жучков нет? — спрашивает он.

— Ну что вы, — разводит руками продавец.

— А то знаете, — говорит Андрей продавцу, — мне не нравятся ни жуки, ни жучки, ни всякая прочая жуковатость.

— Насчет жучка будьте спокойны, — уверяет пожилой продавец и стучит по столу костяшками пальцев. — Такой дуб ему не очень-то по зубам.

Андрей обошел стол, оглядел его, обстучал. Легко, по-свойски шлепнул по мордам ощеренных львов на дверцах тумбочек.

Письменный стол был грандиозный, как бильярдное поле. Андрей давно мечтал о таком.

— Вам с доставкой? — спросил продавец, выписывая чек.

Впервые на лице Андрея появилась растерянная полуулыбка, но голос его не дрогнул:

— Не обязательно, нам недалеко. Донесем.

— Да, конечно. Это мы запросто, — подтвердил я, совершенно не представляя, как нам удастся пронести хоть несколько метров громоздкое дубовое чудовище.

— Запросто? — переспросил продавец и от удивления приподнял на лоб свои круглые стариковские очки. Быстрым взглядом он оценил, какие мы с Андреем носильщики, оглядел наш рост, плечи и улыбнулся: — Тут килограммов сто, не меньше. Если только по частям: отдельно столешницу, отдельно все остальное, да и то… — Продавец пожал плечами.

— Ничего, донесем как-нибудь, — уверил Андрей. — Начнем, пожалуй, с этой столешницы, с этой… крышки, чтобы только нам самим не было крышки, — мрачно пошутил Андрей.

Крышка стола долго не вылезала из дверей магазина, она как будто посмеивалась над нами или решила нас проучить, или ей было неохота выбираться на улицу одной, без своих привычных тумб и ножек. Она несколько раз ударялась в двери то одним углом, то другим. Дребезжали стекла. Продавец ахал и охал. А мы, не успев сделать и нескольких шагов, взмокли и начали сердиться на свою непосильную затею.

На улице наших сил хватило еще метров на пятьдесят. Мы преодолели эти метры беглым шагом, едва не сталкивая с панели прохожих. Еще бы немного, и мои пальцы разжались сами собой.

— Стой! — закричал Андрей. — Отдохнем!

Крышка, не успев еще коснуться асфальта, выскользнула и гулко грохнулась, подняв пыль. Какая-то женщина вскрикнула, а толстый прохожий с портфелем и в шляпе не удержался:

— Эй, ноги отдавите!

Андрей быстро повернулся ко мне.

— Ноги — это ерунда, — сказал он. — Ног не жалко, а вот руки, пальцы — это посерьезнее, поближе к душе. Пойду поищу какой-нибудь транспорт. А то и в самом деле нам будет крышка.

Андрей устало вытер пот со лба и ушел.

Было жарко, хотелось пить. Но где тут на тихой улице найдешь газировку? Увидел девушку. Загорелую, стройную, в ярком ситцевом платье. Вспомнил о Любе. Подумал, что она, должно быть, еще красивее. «Эх ты, Дон Жуан, — обозлился я на себя. — Такой случай упустил. Вечером хоть не прозевай».

Надо будет приодеться. Начищу парадные ботинки, надраю пряжку зубным порошком, брючки отутюжу. А главное, нужно пришить свежий подворотничок. Выстираю тот, что на мне, выглажу. Под утюгом высохнет быстро. Пришью, чтобы только-только, едва высовывался. Приду, будьте любезны. Конечно, неплохо было бы заявиться в костюмчике. В таком, чтобы — ах!

В доме напротив заиграла радиола. Распахнулось окно, я увидел парня и девушку. Они смешно и азартно дергались в быстром ритме фокстрота. Потанцевать бы вместе с ними. Здорово у них получается.

Мне вдруг стало совестно, что я думаю о танцах, о свидании, когда мой друг так озабочен и расстроен. Всем хорошо, только ему одному плохо. Но сколько я ни старался настроиться на серьезный лад, ничего не получалось. Музыка из окна была уж очень заводной, залихватской.

Двухколесную тележку Андрей отыскал нескоро. Мне даже надоело ждать. Хозяин тележки оказался предупредительным, суетливым сверх меры и словоохотливым.

— Ну, дак это мы запросто, — сказал он, взглянув на крышку. — А где тумбы? Поехали за тумбами. Крышку вниз, а сверху тумбы. Хороший ты столик приобрел, хороший. Такой век будет стоять. Писать, что ли, будешь? Ну, правильно. Для письма дело надежное. На нем не то что писать — хошь спи, хошь танцуй, и место еще останется. Во делали старики! И сколько же ты отдал за такое?

— Полжизни, а может, и всю, — сказал Андрей. Но хозяин тележки не понял, в чем тут дело, хоть и кивнул согласно головой. Андрей решил сказать определеннее. — А вообще-то немного, совсем немного. Шесть бумаг.