Алексей Ельянов - Утро пятого дня

У дяди Яши был самый точный во всем цехе и, может быть, даже на всем заводе станок. Сверхпрецизионный. Корундовыми камнями с алмазной крошкой он обрабатывал детали, у которых поверхности были гладкими, как стекло, и с такой точностью, которую мне и не представить. Станок почти весь был закрыт плексигласовым колпаком; он работал бесшумно, даже молочного цвета эмульсия для охлаждения бежала струей без всякого плеска.

Дядя Яша внимательно следил за тем, как медленно ползет вдоль детали большой круглый камень, его быстрое вращение невозможно было рассмотреть, а потом, когда невидимая стружка была снята, дядя Яша легонько смещал барабан лимба на какие-нибудь там полделения. Это всего ничего и, может быть, даже меньше, чем ничего, а вот старый мастер постукивал по ручке лимба своим немаленьким кулаком, и всякий раз я удивлялся, как можно приспособиться к такому точному удару. О дядя Яше говорили, что он хоть спи, хоть кури, все равно свое заработает. Говорили так, будто завидовали ему. А я, если и завидовал, то уж никак не заработкам. Меня привлекало в этом человеке совсем другое.

Не на всех людей хотелось смотреть долго-долго, как на дядю Яшу. На его доброе, вдумчивое лицо, на его светлые неприбранные волосы. Он их всегда поправлял одними пальцами. Что-то было такое надежное во всем облике дяди Яши, что даже просто помолчать за компанию с ним — и то успокаивало меня, если я был чем-нибудь расстроен или встревожен.

— Здорово, Леня, — сказал дядя Яша.

— Здравствуйте, — сказал я и подсел к нему.

— Ну, как жизнь? — спросил дядя Яша.

— Да ничего, кончаем учиться.

— Знаю, что кончаете. Куда теперь вас?

— Я бы хотел остаться.

— Остаться? Понимаю. Цех у нас хороший. Тут много чего найдешь. Если тут поработать года два, любое дело не страшно. Как у тебя с бригадиром? Ладишь?

— Кажется, да, он человек.

— Зайцев молодец. Самый тут молодой, а работает как положено. Горячий малость, кричит, петушится. Начальнику цеха и то с ним не совладать. Но дело знает. А если знаешь дело — все нипочем. Тут от тебя любой начальник отступится. Еще и побережет. Без таких работяг ему никуда. Ни к чему, конечно, быть горлопаном, но и без зубов недолго набригадирствуешь. Попросись к нему хорошенько. А хочешь, я поговорю. Ты вроде парень ничего?

— Спасибо, может, и так возьмут, — сказал я. — Вот закончу валики.

Подошли ребята из нашей группы. Завьялов фасонисто держал еще не зажженную папиросу в уголке рта. Какое у него, оказывается, нервное и насмешливое лицо. А вот и благодушный Колесников выкатился на коротких ножках откуда-то из-за угла — он работает во втором крыле цеха, где стоят фрезерные и токарные станки. Занимается ремонтом.

— Привет, — сказал он. — Мастака видел?

— Нашего, что ли? — одурело спросил я.

— А какого же? — удивился Колесников.

— Не видел. А что?

— Да так, наверное, хочет дать втык за вчерашнее.

— Он с психованными не связывается, — усмехнулся Завьялов, вспомнив, как я рассердился вчера на мастера и выбежал из мастерской.

Наши пацаны прошли в глубь курилки, уселись в угол, задымили.

— Чего у тебя там? — спросил дядя Яша.

— Подрался вчера, — сказал я.

— Да ну? Вроде на тебя не похоже. С кем это ты?

— Со старостой.

— Вот те на. Он же как бык.

— Я ему первый врезал.

— А чего это ты?

— Да ну его, дурак он.

— Так уж и дурак?

— Конечно, дурак.

— А с чего это ты взял?

— Да так, ни с чего. Дурак он, и все.

— А ты, значит, умный, — усмехнулся дядя Яша.

— Да уж поумнее. — Мне теперь даже спать расхотелось, как только я вспомнил про драку с Ковальчуком.

Появился Володька. Мой друг не курит, а тоже сюда. Посидеть, отдохнуть. Володька вытирает руки ветошью. Трет изо всех сил, насухо. У него почему-то все время мокнут ладони. Ему сказали: лечись, а то детали ржавеют. Володька лечился долго, мыл руки какой-то едкой жидкостью, но все равно, когда разволнуется мой, в общем-то спокойный, друг, лучше не браться ему за блестящие полированные детали. Володька улыбается мне:

— Привет, Лёпа. Ты чего такой зеленый?

— Так, ничего, — сказал я.

— А что ты утром не пришел? Я минут десять торчал на остановке.

— Проспал, — сознался я.

Володька сел к ребятам. Дядя Яша не спеша докурил папироску, поглядел на моего друга, на Завьялыча, на Колесникова. Он, кажется, не просто всматривался, он вдумывался, вслушивался. Завьялыч и Колесо уже смолили вовсю. Они сидели на скамье вразвалочку.

— Ну что, парни, надоело работать? — спросил дядя Яша.