Леонид Сергеев - Самый дружелюбный пёс на свете. Железный Дым

— Туда нам и надо. Мои кеды утонули, хочу купить новые, а то вот хожу босой.

— Это полезно. Вон он всю жизнь бегает босой и ничего, — Борис кивнул на Дыма, который смотрел на луну и зевал во всю пасть. — А медаль у него за что?

— Он спас одну тонущую девчушку.

— Вот это моряк, я понимаю. Кстати, не он нашел гранату?

— И ты уже знаешь?

— В деревне только об этом и говорят.

— Вот так, Дымок. Слух о тебе катится быстрее нашей байдарки.

Дым с полным безразличием повернулся и пошел досыпать.

Утром мы встали в отличном настроении. Съели по миске геркулесовой каши, которую приготовили на костре, упаковали вещи в байдарку и заняли свои места.

— Вперед, дружище! Начинается пятый день нашего путешествия! — сказал я, сталкивая лодку в воду.

Погода стояла прекрасная, течение несло нас по узкостям не быстро, не медленно, в некой прогулочном темпе, словно бумажный кораблик в ленивом ручье. Мы просто-напросто отдыхали на воде, я только немного правил рулем, нажимая то на одну, то на другую педаль. Открытые низменные берега расступались перед нами и снова смыкались за кормой лодки.

Берега покрывало пестрое разнотравье, оно переливалось и звенело от множества кузнечиков. Воздух был сладкий, как компот.

Нас сопровождало все «население» Великой: в воздухе — ласточки-береговухи, стрекозы и пчелы, под водой, как рыбки-лоцманы, — уклейки и пескари, а по воде — водомерки. Эти последние то и дело забегали вперед и, словно конькобежцы, носились перед носом байдарки, при этом на поверхности воды выписывали замысловатые зигзаги. Но в какой-то момент мне пришло на ум: а ведь это не просто зигзаги, это тайные знаки, и они неспроста. С чего бы водомеркам бегать перед лодкой? Бегали бы себе у бортов. Так нет, они крутятся на нашем пути, явно предупреждают о какой-то опасности.

Тайные знаки водомерок несколько испортили мое отличное настроение — как бы добавили в него ложку дегтя, не большую — чайную, но ее хватило, чтобы у меня появилась горечь.

А Дым не смотрел на водомерок, не обращал на них никакого внимания: вот еще! Какие-то малявки болтаются на пути! То ли дело русалки!

Как и сказал Борис, река постепенно расширила русло, замедлила бег и спустя два-три часа превратилась в широкую водную гладь — с четырехрядное шоссе. Кстати, несколько лодок, которые прошли нам навстречу, четко соблюдали правила движения на судоходном пути — держались правой стороны. Дым строго следил за поведением байдарочников. Если кто-нибудь шел по середине фарватера или, чего доброго, сделал дикий разворот, подрезая соседей, мой капитан подпрыгивал на месте и во все горло лаял на нарушителей.

В середине дня река превратилась в стоячую мутную заводь, и нам перегородил путь затопленный лес. Точно в весеннее половодье, из воды возвышались темные стволы без листьев. Эти скелеты меня насторожили; сразу вспомнились тайные знаки водомерок. «Именно здесь мы и пропоремся», — мелькнуло в голове, и, притормозив байдарку, я измерил веслом глубину. Весло не достало дна. А до суши было далековато.

Я прямо-таки раздвоился, во мне как бы появилось два человека: один, благоразумный, говорил: в лес не вплывай, деревья вас прихлопнут! А другой, бесшабашный, заявлял: ничего страшного, пройдете! Эти двое начали бороться — кто кого. Победил благоразумный, и я начал разворачиваться, чтобы плыть назад.

Но Дым не смалодушничал; обернулся и рыкнул: не трусь! Я на месте и все вижу!

Пришлось ему подчиниться. Хотя, надо признать, в этой непростой ситуации рядом со своим мужественным другом и я почувствовал прилив некоторого мужества — то есть во мне бесшабашный все же положил благоразумного на лопатки.

Дым начал уверенно прокладывать мне курс, закрутил головой то в одну, то в другую сторону. Я еле успевал реагировать на его команды: возьми правее! Возьми левее! Смотри в оба! Куда ты прешь, бестолковый! Тормози! Подай назад, растяпа!..

Дым не только командовал, но и работал, не разгибая спины — отталкивался лапами от деревьев, ложился на «палубу» и подгребал, выдерживая нужное направление.

С величайшей осторожностью мы вели наше хрупкое суденышко между мертвых деревьев. В темной воде плавали куски коры, гнилушки и прочая древесная труха, и все это было покрыто тиной — водоем напоминал прокисший борщ. Ветки хлестали Дыма по морде, меня по лицу, царапали по бортам лодки, чиркали по днищу. Несколько раз мы садились на какой-нибудь сук, и тогда, чтобы сняться с него, Дым прыгал в воду и тянул байдарку за швартовую веревку, а я повисал на ближайшем дереве и одновременно ногами чуть сдвигал нашу облегченную посудину. Потом я снова опускался на свое место, Дым залезал на «палубу», отряхивался, и мы продолжали путь.