Леонид Сергеев - Самый дружелюбный пёс на свете. Железный Дым

— Эй, байдарочник!

За нами шла молодая женщина в синем переднике и синем платке.

— Зачем надрываться, носить такие тяжести? Подождите, сейчас лошадь подведу.

Я не успел и рта раскрыть, как женщина скрылась в последнем дворе и через несколько минут вывела лошадь, запряженную в телегу. Рядом с лошадью бежал жеребенок.

— Складывайте вещи! — Женщина остановила лошадь. — Мне все равно к реке надо за сеном.

Пробормотав «спасибо», я положил на телегу байдарку с рюкзаком, туда же отправил доспехи Дыма — он уже высунул язык (я-то шел в рубашке, а он в родной шубе, да еще в жилетке). На лошадь с жеребенком он никак не прореагировал — по нашей улице изредка на лошадях проезжают девушки-наездницы. И телега не произвела на Дыма особого впечатления. Что ему телега — он видел экскаватор!

— Но-о, Ромашка! — крикнула женщина и направила лошадь к проселочной дороге.

— Кобыла Ромашка, а вас как зовут? — спросил я нашу благодетельницу.

— Мария, — женщина поправила платок и улыбнулась.

Я тоже назвался, представил Дыма и кивнул на жеребенка.

— А этого малолетку как?

— Уголек. Он годовалок. Такой постреленок!

Жеребенок и в самом деле то отбегал от матери, подпрыгивал и брыкался, то подбегал к Дыму и вышагивал рядом — вроде предлагал попрыгать вместе — кто выше? Но мой друг оставался безучастным к этим попыткам — ему было не до детских забав — он, как всюду в походе, чеканил шаг впереди нашего отряда.

— Надо же, и Дыма моего не боится, — удивился я. — А ведь Дым немного на волка похож, заметили?

— Он похож на заправского моряка. Важный такой. — Мария вновь улыбнулась. — А Уголек к собакам привычный. Да и лошадь всегда чувствует, кто собака, кто волк. Всякое животное чувствует. И коза, и овца.

Дальше по пути Мария рассказала, что работает дояркой, что ходит в церковь в соседнее село, что любит свою деревню, потому что «здесь красивые места».

— Здесь никто никогда не спешит, не то что в городе, где беспокойные люди, суета, — заключила Мария и вздохнула. — Вот только туристы много портят. Думают, имеют власть над лесом, рекой. Накидают банок, пакетов, порубят деревья. А вместе с деревом погубят чье-то гнездо, чью-то нору. Мы в лесу гости, а хозяева они — звери, птицы.

Я заверил Марию, что, поскольку являюсь далеко не молодым человеком, сам осуждаю таких туристов-варваров. Что я-то вхожу в лес, как в храм, и ничего ни в лесу, ни на реке не нарушаю.

— Для меня срубить живое дерево все равно что убить живое существо, — многозначительно заявил я. — Сухое, мертвое — понятно, можно… И вообще, если бы я был членом правительства, я издал бы указ о сохранении природы. Наш великий писатель говорил — «красота спасет мир», но красоту-то спасет чистота, бережное отношение к этой красоте. И в школах надо ввести урок — «Сохранение природы».

— Если будете в правительстве, не забудьте про нашу деревню, — усмехнулась Мария. — Дорогу надо провести, а то одни колдобины. И электричество дают с перебоями.

Я пообещал Марии выполнить все ее пожелания и построить новый клуб, и в придачу ко всему увеличить зарплату тем, кто трудится на земле, выращивает животных, снабжает продуктами нас, горожан, но не имеет тех удобств, к которым мы давно привыкли: горячей воды, телефона, магазинов, больниц и транспорта под боком.

Когда мы подошли к реке, я хотел было заплатить Марии за помощь, но она наотрез отказалась, замахала руками и, пожелав нам «счастливого плавания», быстро повернула Ромашку в луга.

Но жеребенок и не думал от нас уходить. Ему так понравился Дым, что он все пытался затеять с ним игру в прыжки, не понимал, несмышленыш, что у Дыма другая задача — поскорее попить воды и окунуться, ведь ему уже напекло голову. Только когда Мария крикнула: «Уголек!» — жеребенок сделал прощальный прыжок и стремглав понесся к своим.

Великая оказалась узкой речушкой, заросшей осокой. Почему речку назвали Великой, мне нужно было спросить у Марии, но я догадался об этом слишком поздно. Впрочем, увидев на воде кувшинки, и висящих над ними стрекоз, и серебристых мальков в прозрачной воде, а на берегах раскидистый кустарник и поляны со множеством цветов, я понял — такая красота и должна называться Великой.

На одной из полян я развязал чехол байдарки и начал собирать лодку.

Дым вдоволь напился речной воды и совершил небольшой заплыв — дал кружок вокруг кувшинок. Охладившись, он стал мне помогать — доставал из рюкзака всякие принадлежности и подтаскивал их к лодке.