Леонид Сергеев - Самый дружелюбный пёс на свете. Железный Дым

— Вот какие вещи делали старые мастера. Настоящее произведение искусства, — Владимир Васильевич поставил самовар на садовую дорожку, погладил его и со значением посмотрел на меня. — Хорошие вещи создают от любви, а плохие от злости, не так ли?

Я полностью согласился с обладателем старинного самовара и добавил, что наш Малыш тоже создавали от любви к технике, что он хоть и маленький, но крепкий, выносливый, удобный.

Владимир Васильевич стал разжигать самовар. Челкаш, естественно, тут же бросился его «тушить», при этом торжествующе поглядывал на Марту, демонстрируя ей свои фирменные способности. Но Марта, молодец, сразу увела «пожарника» за дом, предложив какую-то новую игру.

— Вот проказник! — засмеялся Владимир Васильевич.

В очередной раз мне пришлось объяснять, что мой друг в отношении огня никогда не теряет бдительность, что огонь для него — враг номер один.

За чаепитием Владимир Васильевич сказал:

— Мы живем скромно, не то что некоторые, — он кивнул на стоящую невдалеке трехэтажную дачу. — Никак в толк не возьму, зачем людям такие «Титаники»? Нет чтобы построить больницу, лагерь для детей… И откуда у них такие бешеные деньги? Мы с Анной Ивановной за всю жизнь ничего не накопили, хотя работали не жалея сил. И вообще, просто неприлично быть чересчур богатыми, когда вокруг много бедных, не так ли?

— Ну что ты завел неприятный разговор, — вмешалась Анна Ивановна. — В такую прекрасную погоду хочется говорить о приятном. Вот посмотрите на наших любимцев, — она обратила мое внимание на двух кошек, сидящих в открытом окне. — Тот рыжий — Гаврюша, а черный — Феликс. Они от одной матери, а такие разные, просто удивительно. Гаврюша ласковый, немного застенчивый, но умеет «давать лапу». А Феликс угрюмый.

— Он философ, — вставил Владимир Васильевич. — Крайне ленивый и первостепенный соня.

— Да, — кивнула его супруга. — Но они друг без друга никуда не ходят.

— В мае здесь кошачья свадьба, — засмеялся Владимир Васильевич. — Это веселое зрелище. Один кот умывается, прихорашивается, другой гипнотизирует кошек взглядом, третий изображает романтического, загадочного. Вся их гвардия собирается на берегу Оки. И Гаврюша с Феликсом туда приходят, но Феликс делает вид, что все происходящее там его не касается, он смотрит на воробьев.

— Прошлой осенью у нас случилась неприятность, — продолжила Анна Ивановна. — Мы собирались съезжать с дачи, а Феликса нигде нет. Весь поселок обыскали. Так и уехали с одним Гаврюшей. Через неделю снова поехали Феликса искать. Уже наступили холода, выпал снег. Смотрим — цепочка следов и он под террасой. Худой, трясется от холода. Привезли его в Серпухов, они с Гаврюшей встретились, обрадовались, вылизывали друг друга.

Врачи-дачники были готовы рассказывать о своих любимцах до бесконечности (те безучастно дремали на подоконнике), но прибежали Челкаш с Мартой, и я поднялся.

— Спасибо за чай и рассказ о Гаврюше и Феликсе.

Мы договорились еще встретиться, обменялись адресами, и, позвав Челкаша, я направился к Малышу.

Но Челкаш и не думал никуда уезжать, он настроился остаться здесь навсегда. Пришлось его уговаривать — и не только мне, но и хозяевам дачи. С полчаса его уламывали, а он, насупившись, обиженно смотрел на нас и мотал головой. Он согласился ехать только после того, как Марта что-то шепнула ему на ухо. Вот такая у него случилась любовь с первого взгляда.

Следующую остановку мы сделали у дома бакенщика — уж очень экзотическим выглядело его жилище, этакая избушка на курьих ножках — железных трубах (как позднее я узнал, чтобы ее не затопляло в половодье). В избушку вела лестница из семи ступеней.

Еще более экзотичным был сам бакенщик — мужчина моего возраста, низкорослый, полноватый, похожий на приплюснутую тыкву; на его широком лице выделялись светлые, почти прозрачные глаза и большой нос-набалдашник.

— Шапошников, работник обстановочного поста, — представился он, пожимая мне руку. (У него была не кисть, а лапа — огромная, с перчатку хоккейного вратаря.)

Мы присели покурить на настиле перед его домом, и я начал рассказывать, как в детстве завидовал романтической профессии бакенщика.

— Романтики мало. В основном тяжелый труд, — бакенщик пожаловался на рыбаков-браконьеров и на мальчишек, которые угоняют лодки. — Берут покататься, а потом бросают за много километров от поселков…