Жанна Браун - Зорькина песня

Детдомовцы на громадных скрипучих арбах, запряжённых важными верблюдами, добрались наконец до посёлка. Кругом было тихо и пусто: все жители ушли работать в поле. Ребята с любопытством оглядывались по сторонам. Почти все дома здесь были из глины. Вперемежку с русскими белёными домами по четыре окна в ряд и резными ставнями, крашенными в разные цвета, стояли низкие серые мазанки с одним оконцем под плоской крышей. Кое-где за деревьями виднелись войлочные юрты.

В центре посёлка белела церковь с зелёными куполами. Над главным, её входом висела афиша: «Сегодня кино «Трактористы», а от купола к куполу протянулся плакат: «Всё для фронта, всё для победы! Товарищ, помни: хлопок — это наше оружие!»

Арбы проскрипели мимо церкви, завернули за угол и остановились возле одноэтажного барака за высоким деревянным забором.

Длинный ряд окон белел занавесками. Вокруг барака редкие яблони. По-осеннему грустные, с вялыми серыми листьями. Земля под деревьями разрыхлённая, сыпучая, а во дворе плотная, будто обмазанная глиной. Над распахнутыми дверьми висел лозунг, выписанный неуверенной рукой, но было видно, что тот, кто писал, очень старался, потому что каждая буква была заглавной: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!».

Едва разгрузили последнюю арбу и Кузьмин с Марей и старшими ребятами отправились в сельсовет получать продукты, младших окружили местные мальчишки и девчонки. Одинаково смуглые, черноглазые, они разглядывали приезжих с откровенным любопытством.

— Эй, лопнешь! — крикнула Галка толстому мальчишке с початком варёной кукурузы в руках. Мальчишка уставился на Галку тёмными глазами, не переставая жевать.

— Во, жрёт и не подавится! — завистливо сказал Генька, не сводя глаз с кукурузы.

Мальчишка деловито доглодал початок, отбросил его и вытащил из кармана кусок белой лепёшки.

— А ну пошёл отсюда! — завопили детдомовцы.

— Ещё дразнится! Жвачное животное!

Мальчишка сунул руки в карманы, подтянул штаны. Потом закрыл рот и сбычился.

— Как сказал? П-повтори, — заикаясь, спросил он. — Повтори сразу!

Генька сжал кулаки и шагнул к мальчишке.

— Жвачное животное! — выкрикнул он, оглядываясь на своих.

— А ты… ты от войны сбежал!

В тот же миг Генькин кулак сбил с мальчишки тюбетейку.

Мгновенно и дружно местные навалились на Геньку, но на помощь ему сразу подоспели детдомовцы. Местные сопротивлялись храбро, но детдомовцев было много, тем более, что на стороне поселковых сражались одни мальчишки. Девчонки с визгом разлетелись в разные стороны, и только одна из них, с красным галстуком, бесстрашно ринулась в самую гущу сражения, отчаянно тряся многочисленными косичками.

— Ой-бой! Хулиган! Зачем так?! — кричала она, пытаясь разнять дерущихся.

А от дома к месту драки уже бежал Николай Иванович. Следом за ним, почему-то хромая, спешила Наташа Доможир.

Увидев директора, детдомовцы неохотно прекратили драку. Кое-кто всё же успел скрыться за домом, но большинство ребят остались на месте, сдерживая торжествующие улыбки.

Николай Иванович остановился, расстегнул воротник телогрейки. У него вдруг стало чужое лицо и чужие, непривычно злые глаза.

— Ну, что же вы… — хрипло дыша, сказал он. — Продолжайте… Не бойтесь. Вы же у меня храбрецы — семеро на одного…

Галка не выдержала, выбралась из толпы, ударила себя кулаком в грудь.

— Николай Иванович, они первые!

— Молчи уж, — шёпотом сказала Анка, потирая ссадину на щеке.

— А чего? Разобраться сначала надо!

Николай Иванович заложил руки за спину и в упор посмотрел на Галку.

— В данном случае я не буду разбираться, Галя! — И приказал: — Геннадий и Наташа, снимите лозунг.

Ребята оторопело уставились на директора.

— Зачем?

— Николай Иванович, пусть висит!

— Он же никому не мешает! — наперебой заговорили они.

— Замолчите! — крикнул Николай Иванович. — Лозунг писали ребята, которых вы сейчас избили.

Водворилась тишина. Генька и Наташа медленно, словно на казнь, поплелись к двери, на которой сияли белизной слова «Добро пожаловать!»

И в этой тишине внезапно раздался тонкий, наполненный горестным изумлением возглас:

— Ой-бо-ой!

От группы местных ребят отделилась смуглая девочка. В белом платье, веером разбегавшемся из-под чёрного камзола, с красным галстуком и в зелёных сатиновых шароварах. Тонкие тугие косички рассыпались по плечам. Издали они казались чёрными шелковистыми шнурками, пришитыми к малиновой тюбетейке. На конце каждой косички блестели серебристые монетки.