Николай Богданов - День славы

И, наконец, в городе установился порядок.

Настроение у всех было радостное. Ещё бы — первым же декретом Советской власти был Декрет о мире, подписанный главой государства Владимиром Ильичём Лениным.

В этом декрете предлагалось воюющим странам прекратить войну. А вторым декретом земля передавалась тем, кто её пашет и сеет, — крестьянам.

Как не радоваться!

Победивший народ добр. Всех захваченных в плен офицеров, юнкеров мы отпустили, только взяли с них честное слово, что они больше не будут поднимать оружия против народа. Потом они обманули нас. Научили быть строже к врагу.

Я собирался со дня на день ехать домой в родную псковскую деревню. И каждую ночь во сне видел, как иду за плугом, пашу свою, данную мне революцией землю. С такими мирными мечтами крепко заснул я в ночь на 21 февраля 1918 года.

И вдруг среди ночи, разбудили меня гудки.

Гудки, гудки, гудки. Тревожные, неумолкаемые, надрывающие душу. Гудят все фабрики и заводы Петрограда, возвещая о грозном бедствии.

— Тревога! Тревога! Вставайте, граждане!

Выбежал я на улицу, накинув шинельку. Осматриваюсь.

Спокоен Финский залив. Скована льдом Нева. Не видно признаков наводнения. Значит, о вражеском нашествии предупреждают заводские гудки.

Бегу к центру, проверяя оружие. Вижу, по городу расклеены воззвания Советского правительства за подписью Совета Народных Комиссаров.

«Социалистическое отечество в опасности!»

Город тёмен, не горит электричество — при факелах люди читают чёрные-чёрные буквы. Вникают в смысл страшных, зловещих слов:

«Выполняя поручение капиталистов всех стран германский милитаризм хочет задушить русских и украинских рабочих и крестьян, вернуть земли помещикам, фабрики и заводы — банкирам, власть монархии».

Люди читали воззвание Советского правительства, написанное В. И. Лениным.

От мала до велика поднялся рабочий класс на защиту своего города, на защиту свободы, на защиту только что родившегося первого в мире государства рабочих и крестьян.

На Путиловском заводе постановили — всем рабочим, независимо от возраста, немедленно вступить в ряды Красной Армии.

На Балтийском заводе, на «Вулкане», на «Динамо», на фабрике «Скороход» — везде и всюду в едином порыве рабочие стекались под красные знамёна красногвардейских! отрядов.

Все коммунисты города объявили себя добровольцами.

И вот, под призывы заводских гудков, оставив станки, шагают по улицам заснежённого города к сборным пунктам рабочие отряды. Здесь и старики и молодёжь, мужчины и женщины. В потёртых кожаных куртках, в холодных пальто. В ватниках и старых шинелях. Все они — с оружием в руках.

На улицах костры. При свете костров шагают и другие колонны — богато одетых людей. Толстые, в тёплых шубах, в поддёвках, в дорогих пальто. На плечах лопаты и кирки. Это купцы, фабриканты, царские чиновники — одним словом, буржуи. Их мобилизовали рыть окопы, строить укрепления.

Идут буржуи озлобленные и каркают, как зловещее вороньё:

— Недолго царствовали пролетарии!..

— У немецких генералов расправа короткая: перевешают вас на фонарных столбах!

Слушаю я, и в сердце больно отдаётся: «Ах, беда, беда, как отобьёмся от нашествия? Почти вся старая царская армия распущена по домам, а новая, красная — наша рабоче-крестьянская — только ещё формируется…»

И спешу к Смольному: ведь там Ленин, наша надежда!

А мимо, подбадривая, грохочут по мостовой артиллерийские упряжки. Старые батарейцы везут пушки к Смольному. Гудят моторы броневиков. И самокатчики спешат на призыв Ленина.

И отовсюду — от заводских и фабричных ворот, с кораблей, стоящих во льду на Неве, — шагают и шагают люди с ружьями.

А гудки всё зовут, призывают: вставай, рабочий народ, на защиту отечества!

И вот уже песня звучит:

И я вступаю в какой-то строй, винтовка-то у меня при себе, и пою, пою вместе со всеми:

До боли, до слёз обидно было мне, что не дают нам враги насладиться мирной, трудовой жизнью.

«Нет, не выйдет, мы своё счастье и свободу отстоим. Сразимся до последнего». — И стискиваю зубы, крепко сжимая винтовку.

И так не я один. А тысячи, тысячи поднявшихся по тревоге.