Дружно взмахивая косами, шли по зеленой густой траве косцы.
Потом Дунечка заметила Миньку и брата. Мальчики, оглядываясь по сторонам, ползли по земле.
Дунечка глубоко закопалась с головой в сено и затихла.
Лешка и Минька обежали огород, осмотрели крапиву. Дунечки не было. Они заглянули и в старую баню. Оттуда потянуло запахом плесени и дыма.
— Что, герои, потеряли? — насмешливо спросил их Петр и легко, будто игрушечную, перевернул телегу, поставил ее под навес и пошел к избе.
— Дядя Петр! А ты не видал, куда сестренка законопатилась? — спросил Лешка.
Петр свистнул.
— Была, да сплыла. К матери картошку полоть побежала. Вон туда! — показал он рукой вдаль и усмехнулся.
— А не врешь? — Минька недоверчиво посмотрел на брата.
— Ну, вам лучше знать. Сами ищите. Не иголка… — сказал он и, стерев со лба капельки пота, скрылся в избе.
Минька подождал, пока не закрылась дверь за Петром, и вдруг рассердился.
— Что — мы нанялись твою Дуньку искать, — заворчал он. — Давай лучше из пушки бабахнем. Сама выскочит. Давай ворону подобьем. Смотри — ходит!
Большая ворона беззаботно расхаживала по крыше сеновала, выискивая в щелях корм.
Мальчики забыли про Дуню. Они принялись устанавливать «пушку». Дуло «пушки» они навели на ворону.
Минька зажег спичку, ткнул спичку прямо в порох и отскочил в сторону.
Тотчас «пушка» оглушительно выстрелила. Камешки запрыгали по дощатой крыше сеновала. Ворона пронзительно каркнула и взмылась ввысь.
Оглушенные выстрелом, Лешка и Минька обежали сеновал и спрятались в кустах ольшаника. За такую стрельбу могло влететь, особенно от Петра.
Лежа в кустах, они не видели, как затлевшийся бумажный пыж подкатился к самым дверям сеновала.
Вспыхнуло несколько соломинок. Огонь быстро побежал по разбросанным на земле кучкам сена и трухи. Потом он вполз в сарай. Через несколько секунд из двери сарая повалил густой серый дым…
Увидав дым, Минька вскочил, бестолково заметался по ольшанику.
— Леша! Горит! Горит! — твердил он, продолжая метаться.
Лешка растерянно смотрел на облачко дыма. Наконец он опомнился и хриплым от страха голосом сказал:
— Беги к правлению! — и изо всех сил закричал так, что зазвенело в ушах: — Пожар! Горит! Дядя Петр!
Петр выскочил из избы и уже бежал к сеновалу. Лицо у него было бледное. На подбородке резко выделялась красная полоска шрама. Он молча погрозил Лешке волосатым кулаком и бросился к изгороди. Сорвал с нее сушившийся половик, накинул его себе на голову и на плечи.
Внутри сеновала высоко взметнулось яркое пламя и облизало стены. Петр мгновение помедлил, махнул рукой, будто отдавал команду, и кинулся прямо в дым и огонь.
Сейчас же из глубины сарая раздался пронзительный жалобный крик.
Дунечка протяжно, захлебываясь кричала:
— О-о-о! Мама! Мама! О-о-о!..
В глазах у Лешки потемнело. Как сквозь сон он услышал частые тревожные удары пожарного колокола.
Клубы дыма все гуще заволакивали сеновал. Тоненькие язычки огня то появлялись над крышей, то исчезали…
Лешка вцепился руками в траву и, сам не замечая, шептал:
— Скорей, Дунечка! Скорей!
Потом он увидел, как Петр с опаленными волосами и бровями выскочил из дыма, неся на руках Дунечку, прикрытую половиком.
— Мама! Мама! — надрывно плакала девочка.
Платье и синенькая косынка Дунечки дымились и горели.
Петр положил Дунечку на землю и быстро закутал половиком, потом схватил девочку на руки и побежал к избе.
— За доктором! Живо! — со злобой крикнул он Лешке. — У-у, гады! Я вам покажу стрелять!..
Над сеновалом поднялся высокий столб огня. Искры и пепел, как снег, замелькали в воздухе, оседая все ниже и ниже на огород, кустарник, старую баню… Едкий дым щипал глаза.
Колокол продолжал тревожно гудеть.
Лешка, взметая облака пыли, летел за доктором к колхозным яслям. Навстречу ему промчался Минька верхом на бочке с водой, нахлестывая белую лошадь.
Со всех концов деревни бежали люди с ведрами и топорами. У пруда устанавливали ручной насос…
Когда Дунечку увозили в больницу, она не плакала, а только шевелила обожженными губами и вздрагивала.
Сеновал сгорел дотла. Сгорела и старая баня, и телега, которую чинил Петр. Избы с трудом удалось отстоять.
Дунечка вернулась домой осенью, когда Лешка уже ходил в школу. Голова у нее была наголо обрита. Ресницы и брови еще не отросли, и потому глаза были странные, похожие на птичьи.
Читать дальше