Юлия Кузнецова - Где папа?

– А зять почему не подходит? – не отставала Улитка. – Он вообще недоступен! Почему?

Час от часу не легче! Может, открыть журнал и влепить Улитке двойку по поведению? Сумасшедшие у неё вопросы, честное слово. Спросила бы ещё, видят ли сны муравьи…

– Погодите, – сказала я, – а вон там, под вешалкой, что лежит?

Улитка нагнулась, и я отвела глаза, чтобы не видеть её толстую попу, обтянутую леопардовой тканью. Никогда больше к учителям домой ходить не буду, насмотрелась, спасибо.

– Телефон! – ахнула Улитка. – Его, точно! Он, наверное, упал и выключился, а ребята уже не стали его искать. Ох, спасибо… Погоди, а капельница – это же такая боль…

– А у вас там ничего не горит на кухне?

– Ай! Ох!

Она довольно изящно перепрыгнула через гору кроссовок и направилась на кухню. Я вздохнула и принялась стаскивать сапоги.

Еды у неё на кухонном столе было – завались. Две огромные миски с салатами, одна – с крабовым, другая – с оливье. Две поменьше – свёкла с майонезом и какие-то мелко-мелко нарезанные овощи, вроде солёных огурцов. Из духовки Улитка как раз доставала огромный, во весь противень, пирог с капустой. Кажется, он называется смешным словом «кулебяка». Пирог здорово подгорел с одного края. Я открыла окно, чтобы проветрить. И всё же решила спросить:

– Вы кого-то в гости, что ли, ждёте?

Она посмотрела на меня как на сумасшедшую. Я ответила тем же. В конце концов, не у меня на груди написано: «Хочешь переспать со мной, козёл?» – пусть даже и по-испански.

– Ну что ты! – воскликнула Улитка. – Это я так стресс снимаю. Готовлю как ненормальная. Готовлю и немножко забываюсь…

Она со вздохом посмотрела на кулебяку, и мне тоже захотелось вздохнуть, потому что я почувствовала, что прижимаю к груди краденый школьный журнал.

А ещё я осознала, что должна вручить его не классному руководителю, а замученной раскрасневшейся и заплаканной тётеньке в лосинах из тигровой шкуры, у которой только что увезли в больницу внука.

– А зачем ты пришла? – вдруг спросила Улитка.

И на секунду вернула то выражение лица, с которым входит в класс. А я воспользовалась этой секундой и протянула ей журнал.

– Что это? – растерялась она.

Я хотела ответить, но чихнула – из окна здорово дуло.

– Откуда у тебя журнал, Лиза?! – испугалась Улитка. – Зачем ты мне его принесла?

Но куда там! На меня напала такая «чихотка», просто держись. Это я в папу такая. Он как начнёт чихать – может раз сорок это сделать. Ему уже и мама скажет недовольным голосом: «Может, хватит, а?» – и я обхохочу, а он всё равно чихает и чихает.

– Может, хватит, а? – не выдержала Улитка.

Она поднялась и закрыла окно.

– Может, и хватит, – по-папиному ответила я, отчихавшись, но тут же опомнилась: – Да, извините.

– Откуда у тебя журнал?!

– Мне его дал Андрей. Дроботенко.

– А у него откуда?

– А он его украл, – сказала я и подумала: «А правда-то приятна на вкус».

– Зачем? Он же нормально учится!

– Ему велели украсть. Парни наши. Это типа испытания должно было быть для него.

– Украсть из учительской журнал – такое испытание?!

– Ну да. Он должен был украсть и принести им. А он… Он растерялся в последний момент. Понял, что не сможет. Ну вот я и принесла его вам. Потому что они там уже обнаружили в учительской. Там уже свет горит.

– О боже, – только и сказала Улитка и села на стул с журналом в руках. – Ну почему всё это должно было в один день случиться?! Какой-то бесконечный кошмар… Так. Сейчас мы оденемся. И пойдем за Дроботенко. Пусть идёт со мной в школу и всё объясняет.

– Нет, пожалуйста, – взмолилась я, – я вас очень прошу. Он уже и так всё понял. И раскаялся! Больше этого не повторится.

– Слушай, Лиз, не строй из себя посла мира, а? Он сделал, он и отвечает.

– Не надо, пожалуйста, – повторила я. – Завуч потребует, чтобы он признался, кто его послал.

– Ну и пусть признается. Мы примем меры.

– Не надо мер! Они сами должны разобраться. Он им сам должен сказать, что больше не с ними. Иначе это всё плохо кончится.

Ужасно тяжело было спорить с учительницей, если честно. Я спорить в принципе не умею. А тут ещё и с преподавателем. Видно, и Улитка об этом подумала.

Потому что внезапно она нацепила то самое выражение лица. «Ври, да не завирайся».

– А скажи мне, Макарова, – начала она, – ты ведь раньше не была такой разговорчивой барышней? Не спорила ни с кем. Что это ты вдруг вступаешься за парней? Может, они просто тебя подослали? Может, ты тоже проходишь это испытание? Может, вы меня совсем там за дуру держите?