Михаил Штительман - Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

— А ну-ка, батько, ударим раз! — кричал парень, приподняв старика над собой и опуская его с силой на мостовую, — А ну, ударим еще раз!

Сема провел горячей ладонью по глазам, не понимая, что происходит.

— Отойди от окна! — прикрикнул Доля. — Стань к стене! Дай подушку!

Сема бросил подушку и прижался к стене. Он хотел бы войти в нее, как гвоздь до шляпки, и ничего не слышать, не видеть и не чувствовать. Но глаза смотрели и видели. Доля склонился у подоконника и с силой рванул наволочку. Раздался треск. Схватив табурет, Доля швырнул его на улицу. Зачем делал он это? Сема стоял у стены, боясь сойти с места. Доля взял со стола нож и ударил им по подушке. На улице кто то крикнул: «Так их!» Но Сема не понял, к кому относилось это восклицание. Перья вырвались из вспоротой подушки. Стоя на корточках, Доля протянул руку и, схватив с постели маленькую перинку, ударил по ней ножом. Перья вылетали и уносились ветром. Их было много, и казалось, что из окна падает крупный снег.

Молодой гайдамак, отбросив в сторону старика, который только что кусал его руки, со злобой плюнул и выругался. Взгляд его упал на открытое окно. Он довольно улыбнулся, вновь поднял старика на плечи и, подойдя к окну, свалил его в комнату.

— Может, вам мало? — крикнул он. — Добавляю! — и, свистнув плетью, вскочил на коня.

— Кричи! — прошептал Семе Доля, приподнимая, тело старика. — Ну, кричи же!

Но Сема молчал; он смотрел на эти сумасшедшие перья, на старика с красными, выкатившимися глазами, хотел кричать, но голоса не было. Доля схватил его за плечо и больно сжал свободной рукой. Сема закричал пронзительным, тоненьким голоском: «Убивают!» — и почувствовал, что пол уходит из-под ног, тело медленно сползает по стене куда-то вниз, вниз…

Когда Сема открыл глаза, он увидел Шеру, склонившуюся над чашкой с водой. Мокрое полотенце дрожало в ее руках.

— Шера! — сказал Сема тихо, но она не слышала его. — Шера! — повторил он опять одними губами, испытывая горечь и сухость во рту.

Она услышала или угадала, что Сема говорит что-то, и повернулась к нему.

— Это ты? — сказала Шера, удивленно смеясь и плача и вытирая слезы мокрым полотенцем.

— Это я, — ответил он тихо и улыбнулся. — Что ты делаешь?.. Полотенце ведь мокрое!..

— Ничего, — успокоенно прошептала Шера, смущаясь своих слез и неизвестно для чего пряча полотенце за спину, — все хорошо!.. Вот идет бабушка… Скажи ей что-нибудь, Сема…

Сема спустил на пол босые ноги, посидел так немного, потом встал с постели и подошел к окну. Улица была спокойна. На лесном складе вздрагивала и звенела пила. Соседка Цыва бегала за серенькой франтоватой курицей и жалобно кричала; «Цып, цып, цып…» На скамейке у ворот сидел сын Цывы, Зюся, и, наблюдая за мамашей и курицей, дразнил обеих, крича не вовремя то «цып», то «кыш». Из дому вышла торговка кореньями Сура и принялась щелкать подсолнухи. Она с таким шумом выплевывала шелуху, что вконец испуганная курица, хлопая крыльями, убежала на чужой двор. Цыва кинулась за ней с прутиком. Зюся, не глядя на мамашу и даже не раскрывая рта, шипел: «кшш, кшш…» На улице было хорошо и весело. Семе захотелось выйти.

Он согнулся около кровати, разыскивая свои ботинки.

— Что ты ищешь? — раздался над ним голос бабушки.

— Ботинки.

— Зачем?

— Я хочу выйти.

— Куда выйти? — удивилась бабушка и, схватив Сему за рубашку, принялась вытаскивать его из-под кровати. — Нет, этот мальчик сведет меня с ума! Вчера только ты был ни жив ни мертв, а сегодня тебе уже не лежится. Твои дела никуда не убегут.

— А зачем я буду лежать?

— Ты болен, — строго сказала бабушка. — Еще спасибо, что так отделались. Придет Доля, не забудь его как следует поблагодарить. Если б не он, бог знает, что бы было с нами. Они были здесь два часа, и черт их понес дальше. Но за два часа они успели наделать горя. Из дома в дом шли! И резали и убивали! Ты понял? И лежи, пожалуйста.

— Мне скучно, — признался Сема.

— Скучно? Хорошо, я позвала Пейсю и велела, чтоб он тебе рассказывал веселые вещи. Ты доволен?

Сема засмеялся и с довольным лицом уселся на постели:

— Где же он?

— Придет. Не беспокойся! Стоит пикнуть — и он уже тут.

Бабушка вышла из комнаты, и через несколько минут действительно пришел Пейся. Он был сердит и сумрачен.

— Скажи ты, пожалуйста, своей бабушке, чтоб она со мной говорила по-человечески. А то пришла и кричит: «Иди сейчас к Семе!» Как будто я мальчик. Работа кончилась, но у меня могут быть свои дела.