Михаил Штительман - Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

В это время извозчики почти все сразу спрыгнули со своих экипажей (они сидели не на козлах, а на пассажирском сиденье) и подбежали к приезжим.

— Молодые люди, — хриплым голосом сказал по-еврейски один из них, — вы хотите куда-нибудь ехать?

Сема вызвался вести переговоры. Заглянув в бумажку, он кивнул головой:

— Да, на Емошанскую.

— О-о! — многозначительно произнес извозчик и покачал головой, — Вам придется идти пешком. Вот видите этот высокий серый дом, так от него пойдете влево до сада, а там стоит пожарная дружина, вы пройдете мимо и спуститесь по Херсонской, а оттуда поднимитесь на горку.

— Ох, — испуганно вздохнул Пейся, — туда же можно проехать, если так далеко!

— Можно, — пожал плечами хриплый извозчик и закашлялся, и вместе с ним начали кашлять остальные извозчики, — можно, но нельзя. Это будет вам дорого стоить, — тихо добавил он.

— Едемте! — вдруг закричал Биня, которому страшно хотелось избавиться от своих денег и перестать наконец бояться жуликов. — Езжайте уже! — властно повторил он.

Они сели в фаэтон — трое на заднее сиденье. Скамеечка впереди оставалась свободной.

— Вот хорошо, — вздохнул Пейся. — Мы можем ехать и смотреть себе по сторонам!.. Ой, какая железная ограда около дома!

Но любоваться долго не пришлось. В экипаж с лету вскочил грузный мужчина и уселся на скамеечке.

— Это моей сестры сын, — вежливо сообщил извозчик.

«Очень приятно, — подумал Сема, — мне еще нужно знать его родню». Настроение явно ухудшилось.

Вдруг лошади остановились, и двое мальчишек уселись в ногах у пассажиров.

— Это чтоб вам было тепло, — опять сообщил извозчик. — Вам не мешает?..

— А если я скажу, что мешает, он их выбросит? — спросил Сема у Пейси шепотом.

— Молчи, — огрызнулся Пейся, — еще подножки свободные.

Видеть что-нибудь уже было невозможно, потому что ребятишки в ногах подрались друг с другом и по ошибке то и дело щипали то Биню, то Сему…

Но тут на какой-то улице сошел племянник извозчика, вместо него вскочил другой пассажир, который принялся уговаривать Сему, что ему будет удобнее сидеть на скамеечке. Сема отказался:

— За свои деньги я могу ехать как человек!

Наконец извозчик, обернувшись к ним, сообщил:

— Емошанская улица, молодые люди!

Биня залез в карман и дрожащими руками отсчитал деньги. Пейся вежливо поклонился извозчику:

— Спасибо, спасибо вам!

— Что ты его так благодаришь? — удивился Сема.

— Все-таки любезный человек, — ответил Пейся, провожая глазами фаэтон. — Вот это выезд!

— Не даром катал! Заплатили чистыми деньгами.

Пейся вздохнул с сожалением:

— И еще надо идти пешком… Где же этот номер двенадцать?

— Наверное, где-нибудь близко. — Сема остановился и, взяв приятеля за руку, с любопытством огляделся по сторонам: — Вы только подумайте! Справа — дома, слева — дома. Полная улица домов!..

Но у Бини не хватило терпения выслушать до конца рассуждения Семы.

— Давайте искать номер двенадцать, — умоляющим голосом произнес он, — стоит же дело! Что вы хотите от меня?

И друзья, задрав головы, принялись искать номер 12.

Около дома номер 12 они расстались с Пейсей. Условившись к вечеру встретиться у реки, Биня и Сема прошли наверх по крутой деревянной лестнице.

— Стучи, — прошептал Биня, передавая Семе приготовленные деньги, — стучи!

Но Сема не решался поднять руку, он вспомнил слова Фраймана о собаке, в которую нужно всунуть рубли, и волнение охватило его. Смущенный, взглянул Сема на Биню, но в глазах его не было сочувствия.

— Стучи же, — повторил он зло, — пусть будет конец!

Сема дернул дверь. Послышались шаги, и на пороге появился человек в сюртуке военного покроя, распахнутом на мохнатой груди.

— Вам что? — спросил он удивленно.

— Мы с братом от Фраймана, — тихо сказал Сема, отчаянно напирая на «эр» и стараясь как можно красивее говорить по-русски. — У нас дело, ваше превосходительство.

— Какое же у вас дело? — насмешливо произнес человек и, гордо выпрямившись, разгладил усы. — Я слушаю.

— Ваше превосходительство, — взволнованно заговорил Сема, — мой брат ожидает призыва! Их восемь человек в семье…

— Так, так… — задумчиво произнес военный. — И что же?

— И вот он один из кормильцев. Без него им совсем горе…

— Видите ли, — важно вымолвил его превосходительство, — я думаю…

Но ему помешали высказать, что же он думает. Из комнаты выскочил взъерошенный худой человек в длинном халате с тростью в руке.