Михаил Штительман - Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

Через несколько дней к Семе подошел паренек с лицом, покрытым светлыми веснушками, как будто его только что окунули в кастрюлю с манной кашей.

— Будем знакомы, — важно сказал он по-еврейски.

— Пожалуйста, — согласился Сема. — Гольдин.

— Антон Дорошенко.

Сема вопрошающе взглянул на пария:

— Что это за еврей с таким именем?

Антон засмеялся:

— Я как раз не еврей, но я ученик Шаца.

Дорошенко уже был на верной дороге. Он пришел на фабрику год назад, бегал за обедом мастеру, за ключами хозяина, писал адреса на конвертах, подметал цехи, а теперь вот его подпустили к стойке.

— Глаза нужно иметь! — поучал он Сему. — Все время смотри. Не бойся, не устанут! Вот я уж скоро строчить на машине буду.

— На машине? — с завистью переспросил Сема.

— А ты что думаешь? — Антон быстрым движением схватил со стойки кусок товара и протянул его Семе: — Что это такое?

— Кожа.

— Чудак! — возмутился Антон. — Это опоечный хром. Идет на тонкие изделия. Есть еще шеврет. Есть еще выростковый хром, идет на сапог, на крестьянский ботинок. Понял?

— Понял, — тихо произнес Сема. Никогда еще в жизни не испытывал он такой робости.

— А что такое брисовка, знаешь?.. — с радостью продолжал свой допрос Антон. — Эх, ты! А самая знаменитая подошва чья? Радиканаки!

«Брисовка, шеврет, радиканаки, — с тоской повторял Сема, уже испуганно глядя в разгоревшиеся глаза Антона. — Что он хочет от меня, этот еврейский Антон?»

— Может быть, на сегодня довольно? — застенчиво спросил Сема, чувствуя себя глупым и маленьким.

— Довольно, довольно! — снисходительно согласился Антон. — Это я так, любя. Смотреть надо!

Шац, молча наблюдавший за подростками, подошел к столу.

— Ты видишь эту фигуру? — сказал он, указывая на Дорошенко. — У меня последние волосы выпали, пока этот господин научился отличать козла от хрома!

Сема хотел было спросить, как это можно перепутать козла с сортом кожи, но быстро догадался, что речь идет о каком-то другом, незнакомом ему козле, и, покраснев, отошел в сторону.

Несколько месяцев Старый Нос бегал от рабочего к рабочему. Все относились к нему внимательно. Хотелось поскорее получить ремесло в руки. Кого просить об этом? За все время Сема лишь однажды видел хозяина. Господин Айзенблит приехал в блестящем лакированном фаэтоне с кучером, похожим на толстую женщину. Ловко спрыгнув на тротуар, он прошел в свой кабинет, о чем-то пошептался с бухгалтером и потом вышел к рабочим.

На нем был чесучовый пиджак и белая пикейная жилетка с перламутровыми пуговицами. В руках у него была коричневая палка. Боже мой! Никогда в жизни Сема не видел такой палки. По ней ползли какие-то золотые змеи; серебряные дощечки с загнутым углом блестели на солнце, а ручка была белая, из настоящей слоновой кости. Подумать только, где-то в Африке ловят слона, вырывают у него клыки и делают Айзенблиту ручку на палку. Восхищенный, стоял Сема, но хозяин, чем-то недовольный, быстро шагал из цеха в цех, морщился и все время повторял:

— Что вы закрылись так? Ведь нет никакой атмосферы!

В тот же день хозяин уехал. Говорили, что он делает большие дела в Одессе и Киеве… А фабрика — это так просто. Она же ему не мешает? Потом Айзенблит играет в шмен-де-фер — загляденье! Стоит посмотреть. Рядом с ним лежит лопатка, и он все время загребает банк. Хозяин уехал, и Сема никак не мог угадать, кто же здесь старший.

Залман Шац поучал его:

— Что говорят — делай. Так ты узнаешь еще что-нибудь. Пройдет время, и через много лет ты вдруг скажешь себе: «Э, хорошо, что я как раз умею резать картон на стельки». У человека, Сема, ничего не пропадает, все за ним идет.

Сема соглашался, но ему очень хотелось догнать Антона, который каждый день серьезно и строго говорил с ним, щедро вываливая на новичка десятки новых загадочных слов… «И откуда он все знает?» — с тоской думал Сема.

Иногда в цех заходила старая женщина с клювом и сердито смотрела на рабочих.

— Кто это? — спрашивал Сема у Антона.

— Да его ж мамаша!

Женщина подошла к Шацу и что-то сказала ему, указывая на Сему. Шац утвердительно кивнул головой. «Мамаша» ушла, и Залман рукой поманил к себе Гольдина:

— Ну, для начала подойдет и это. Сядешь на каблуки!

— Что это значит? — растерянно спросил Сема, поднимаясь с табуретки.

— Будешь собирать каблук. За сборку каблука две копейки в карман! Поучишься — перейдешь на сбивку. Еще поучишься — на отделку.

Радостно взволнованный, Сема с нетерпением ждал конца работы. После звонка он первым убежал домой.