Нина Дашевская - Я не тормоз

Я иногда специально сюда хожу. Потому что первый раз услышал именно здесь.

Был морозный день, ясный такой. Редко бывают такие дни, прямо ослепительные. И тут я услышал трубу. С верхних этажей каких-то.

Классный инструмент – труба. Звук сразу в небо идёт.

Потом ещё несколько раз слышал. Трубач гамму играл и ещё какие-то упражнения. Его забивал звук рояля, раскидывал там свои гаммы направо и налево. Мне захотелось его выключить. Чтобы одна труба осталась.

Надо же, такой звук. Сразу внутрь. Будто лампочку включает во мне.

Раньше, пока Лёвки не было, меня мама в свой театр брала. Спектакли я не смотрел, просто болтался по коридорам. Не то что неинтересно мне было, спектакли эти… Просто я не мог столько сидеть. Я и сейчас не могу. Прямо невыносимо это для меня, такое сидение. У меня без движения ноги отваливаются и руки. Ну, сейчас научился немного. А в детстве совсем не мог.

В общем, когда я маленький был, мама меня всё же водила на детские спектакли. И я сначала сидел. Потом сползал на пол. Под стул. А потом на четвереньках выползал из зала.

И тётенька-билетёрша меня там ловила. И говорила: походи тут, Игнат, только тихонько. Померяй, сколько шагов этот коридор. И я мерил, мерил…

А потом приходила мама и забирала меня. И я ей рассказывал, про что был спектакль. Сколько я успел посмотреть. И она удивлялась – так мало общего было у моих рассказов с авторским замыслом.

– Мне кажется, у тебя в голове отдельный транслятор, – говорила она мне. – Там тебе что-то своё показывают, не как всем.

А! Я же не сказал. Мама – театральный художник. Ну, её имени на афишах никогда нет. Она, как говорит, на подхвате. Иногда помогает тому, кто как раз главный художник. Доделывает то, что кто-то не успевает. И всё время в театре. Монтаж, демонтаж. Часто ночью, когда один спектакль закончился, а наутро уже другая сцена готова должна быть.

Демон Таж. Я когда ей сказал, она очень смеялась, про демона этого. А ещё есть слово «додемонтаж». Когда демонтировали, демонтировали, да не выдемо… Да не выдодемонтировали.

Правда, иногда она говорит: как тебе этот звездочёт на занавесе? Мой.

И я вспоминаю, что видел его. На кухне. Когда она утром кашу варит, мешает в кастрюле, а вокруг листки бумажные валяются. И каша потом… Э… Ну, не в каше счастье, тем более овсянку никто и не любит особо. И можно же яичницу.

А потом – бац, звездочёт с листков этих – на занавесе. В огромном театре. Красиво.

А вообще я сейчас люблю в театр приходить. Не на спектакль, а с изнанки. Мне нравится, что можно зайти со служебного входа. И там все ходят: балетные в своих тёплых тапках или просто в шерстяных носках. Певцы в гриме.

Или не в гриме. Я про одного думал, что он вроде монтёра какого-то. Пока в новостях его не увидел по «Культуре». Мама всегда смотрит, когда про её театр показывают. Оказалось, не монтёр никакой, а знаменитость.

Ну и оркестровые там тоже ходят, за сценой. На вид – обычные люди, но я уже знаю, что они в каких футлярах носят. Длинный футляр, прямоугольный или, такой, морковкой, – скрипка или альт. У тромбона – длинный, с одной стороны круглый. Для раструба.

Виолончель ни с чем, конечно, не перепутаешь. А самый замысловатый футляр у валторны. Тоже не перепутаешь. Валторновый футляр похож на задачу геометрическую, когда в разных проекциях то круг, то квадрат, и непонятно, что это за штука такая вообще.

Я ходил и в оркестровую яму, смотрел, как они там чего. Но вообще я музыку не очень люблю. Интересно, конечно, но сидеть три часа слушать концерт я бы не стал, если только музыка, без действия на сцене. А спектакли бывают красивые. Правда, меня чаще всего всё равно выключает, и я думаю о своём. А потом опять включаюсь. Такой переменный ток в голове. И мой «отдельный транслятор» по-прежнему работает. Всегда выясняется, что я что-то видел, чего не было. А я думаю, это просто другие смотреть не умеют. Там же гораздо больше, чем то, что все видят.

В общем, я больше всего люблю за сценой. Просто смотришь, как кто туда идёт, как выходят… А ведь там они совсем другие. Чудно́ это.

И потом, всё же, когда ты смотришь спектакль… Тебя будто сажают и говорят: смотри! Слушай! Тебе же показывают!.. Я так не люблю.

А когда за сценой – ничего не должен. За кулисами я как-то целое отделение простоял. Забыл даже, что меня мама ждёт в другом месте и ищет по всему театру.

Но там тогда вот что было. Иногда оркестранты поднимаются из ямы и играют за сценой. Это вот они и были. Медные духовые. Мама сказала, медные духовые называют бандой. Я сначала подумал, это шутка. Но потом слышал, как помреж орал кому-то: банда где? Давно уже здесь должны быть!