Нина Дашевская: Я не тормоз

И Лёву по-прежнему надо накормить. Есть, конечно, каша… С утра осталась. Можно в микроволновке разогреть.

– Я не буду кашу, – твёрдо говорит Лёва. И для верности мотает головой, как собачка. И я его понимаю.

– А что ты будешь?

– Макароны! – уверенно заявляет он.

Ну… А почему нет? Что уж тут такого страшного; кастрюля вон чистая есть. Макароны тоже нашёл. На упаковке нарисовано: кипящая вода, засыпать макароны на девять минут; и вот они, прекрасные, на праздник к нам пришли, дымятся в тарелке.

– Лёвка! Мы с тобой будем готовить макароны!

И всё у меня прекрасно получилось, и нет тут ничего такого прям. Правда, когда макароны эти кидаешь в кипяток, от него страшный пар идёт. И брызгается ещё! Я немного обжёгся. Зато догадался, что их надо мешать ложкой, а то они почти прилипли ко дну кастрюли. А Лёвка пел:

– Мака’оны! Мака’о-о-ончики-и-и! Они пла-авают в каст’ю-уле, плывут, плывут! На Южный по-о-олюс! В Мака’онную ст’ану-у-у! Мелкие мака’ончики, мака’ончики мои!!!

Мне очень понравилось Лёвкино пение, я даже попросил повторить. И записал его песню на телефон. За этим записыванием мы немного прозевали наши девять минут, вышло одиннадцать. Но это оказалось не фатально.

Правда, непонятно, как их теперь из кипятка вылавливать, макароны эти. Начал ложкой, потом вилкой. Они упрыгивают. Потом догадался: надо воду слить…

И тут Лёва сказал, что нужен дуршлаг.

Откуда он такие слова знает?!. Я в его возрасте не знал. И потом – песня. Умел ли я сочинять такие песни? Вообще есть ли у кого такой брат, как мой Лев?!.

В общем, нормально я вывалил макароны в этот дуршлаг, только немного их выскользнуло в раковину. Пришлось их выловить и выкинуть, но осталось тоже довольно много.

И я натёр сыр! И засыпал макароны этим сыром!

И знаете, что… Это было ослепительно, потрясающе вкусно. Видели ли вы, как в горах встаёт солнце и освещает вершины в снежных шапках, а весь мир лежит внизу, а тени, в ожидании нового восхитительного дня?.. Вот какие вышли у меня макароны.

Лёвка ел с добавкой, а я без – оставил маме.

И потом она пришла, мама. Зашла в ванную и сразу спрашивает: что у вас тут случилось?

И откуда знает, я же всё убрал! А, нет. Одежда наша осталась в ванной, супная. Забыл.

– Я сварил макароны, – сказал я.

– Что? – спросила она.

А я уже ей положил в тарелку и посыпал сыром. Правда, они уже были холодные, и сыр не расплавился. Но всё равно, всё равно. Теперь никто не скажет мне, что я ничего не стою, что я ничего не сделал в жизни. Я сварил макароны. И мама сказала, что в жизни не ела ничего вкуснее.

В тот день я понял, что готовить не так уж трудно и даже приятно. Сейчас мною освоено три блюда: макароны (правда, теперь я знаю, что их потом лучше на сковородке поджарить – вкуснее), картошка ещё варёная. И омлет! Специальный тройной омлет, разделённый на три сектора. Мамин – с помидорами и зеленью, мой – только с помидорами, а Лёвкин – без ничего, он плюётся помидорами этими. Главная же моя поварская фишка – это сыр. Если любую еду засыпать сыром, то выходит не просто еда, а искусство.

И вот ещё что: если я приготовил ужин, то никто уже не скажет, что комната моя завалена и в неё не войти. Ну, скажут, конечно. Найдутся некоторые. Но согласитесь, что моральное превосходство – на моей стороне.

Переходы. Дурацкая вещь подземные переходы эти, но ничего не поделаешь. Вверх ещё ничего, но вниз! Когда-нибудь я загремлю на своих роликах, никак не научусь спускаться легко и уверенно.

Зато! Последний переход, я поднимаюсь по лестнице и вижу реку. Наконец-то. Я на набережной!

Подъезжаю и сначала просто смотрю. Вода вблизи выглядит так себе. Не очень чистая река Москва, конечно. Но это если смотреть на поверхность. А так… Так я думаю, что она просто река; была задолго ещё до Москвы, моего города. И пришли сюда древние люди и стали жить…

Город какой огромный отражается в воде. Высотка, гостиница «Украина». И в оба края – Москве конца не видно. Никогда с обычных улиц не увидишь столько города, сколько с берега реки.

Ноги несут меня в путь, под мои шесть мостов, к звезде на шпиле Университета.

Шаг, другой… Я стараюсь толкаться чисто и ровно, руки за спину, как настоящий спортсмен-конькобежец. Тут, на моей набережной, мало людей – гулять неудобно, и переходов сюда почти нет, не попасть так просто к моей реке. Так что это наше место, велосипедно-роликовое, колёсное. Левой, правой…

Пролетела в один миг электростанция, так похожая на корабль со своими белыми трубами. Стараюсь не смотреть влево – там дорога, полно машин; я дышу не ими, а рекой. Чувствую её, реку. Проезжаю Белый дом, мэрию – сначала мне было не по себе здесь ездить, а теперь привык. И чего такого страшного?