Михаил Лезинский - Мальчишка с бастиона

Фёдор смотрел в огненные глазницы здания и не мог понять, постичь того, что Севастополь они покидают, что через какие-нибудь сутки здесь будут расхаживать враги. Злые языки метались по юному лицу прапорщика, лезли в глаза. Он сомкнул веки, и в воображении замелькали то Алёнка, уходящая вверх по улице, то солдаты с факелами в руках, а то Пищенко со своими мортирами.

Чей-то голос оборвал эти видения.

- Ваше благородие! Велят переходить к складам!

Фёдор взглянул на солдата и, ещё ничего не понимая, бросил:

- Хорошо, идём!

Они зашагали по узкой улочке вниз, к Южной бухте.

А с бастионов уже потянулись первые шеренги отступающих. Громыхали колёса пушек.

Позвякивала амуниция. Солдаты и матросы шагали, понуро опустив головы. Ни на секунду не смолкала канонада. Но вот её окончательно заглушил грохот взрываемых казематов и погребов. Густое красновато-туманное облако поднималось над городом и медленно исчезало где-то в глубине потемневшего неба. Облако закрывало звёзды и наполняло пространство под собой удушливым горьким запахом.

С редута Шварца горевшие улицы казались стоглавым змеем. Сжав обветренные губы, отходили на построение защитники редута. Молча заклёпывали орудия, забирали принадлежности. Над ними продолжало грохотать и бесноваться небо. Рядом ухали снаряды, то и дело вскрикивали смертельно раненные. Колька взвалил на плечи тяжёлый ранец Степана, взял в руки маленький прибойник и в последний раз взглянул на свои искорёженные мортирки. Он мысленно шептал им:

«До свиданья, мои дорогие! Я ещё вернусь и починю вас!»

Потом он спустился в лощинку за редутом и стал в шеренгу таких же нагруженных и мрачных матросов. Отряд двинулся в город.

Они прошли метров двести. Позади раздался взрыв, затем другой, третий. Повернув головы, отступающие увидели клубы рыжего дыма над своим редутом. А взрывы всё продолжались и продолжались…

Когда Колька отвёл глаза от пожарища, он увидел Голубоглаэку. Она шла навстречу отступающим босиком, в разорванном и обгорелом платье. Отряд поравнялся с ней: девочка молча подошла к Кольке и так же молча зашагала рядом.

По развороченной, пылавшей улице они подходили к Графской пристани. Там скопилось огромное количество народа: пехотные роты, матросы, артиллеристы.

Испуганно храпели кони и косились на пылавшие коробки домов. Стонали раненые на повозках. Раздавались команды, крики, но разобрать их в этом шуме было почти невозможно.

Колька и Алёнка стояли в шеренге, бессмысленно глядя на всё происходящее. Лишь через многие минуты тяжёлого молчания мальчик спросил:

- А что… мать-то?..

- Гошпиталь рухнул сразу, - ответила Алёнка, - всё горело… я подбежала…

И больше не могла вымолвить ни слова.

Послышалась команда унтер-офицера Семёнова:

- Проходи ближе!

Продвинулись ещё метров на десять. И снова остановились. Все глядели на бухту, через которую пролёг понтонный мост к Северной стороне. Мост начинался рядом с Графской пристанью и выходил к Михайловской батарее. По нему бесконечным потоком шли войска, обстреливаемые с высот, уже занятых противником…

По рейду сновали лодки, раздавались крики и ругань перевозчиков. На противоположной стороне бухты горело какое-то строение - значит, снаряды английских батарей уже перелетали залив. Над водой то тут, то там выпрыгивали рваные всплески и, пенясь, оседали в тёмные волны. Покачивались и скрипели понтоны. Неровно выстукивали по ним колёса телег и пушек.

Наконец, вступили на мост. Двигались медленно, густой молчаливой массой. Колька с Алёнкой шли у самого края настила. Не прошли и четверти расстояния, как движение застопорилось. Впереди разорвалось ядро и спешно расчищали мост от повреждений. Поднимали раненых. В судороге билась артиллерийская лошадь - её сбросили в воду, и колонна снова пришла в движение.

Порою оглядывались, и усталые глаза видели поднимавшийся кверху город, окутанный дымом, в клочьях пожарищ. Но туда, где, казалось, уже не могут и быть люди, продолжали лететь ядра и тяжёлые разрывные снаряды. Ухали и гулко раскатывались взрывы.

Справа посредине рейда медленно и страшно оседали в воду шесть боевых кораблей и несколько пароходов. Всю оборону они из Южной бухты обстреливали противника. И вот могучие корпуса уже почти полностью поглотила вода. Вздрагивают, словно от озноба, голые, беззащитные мачты. Ещё минута, другая, и над кораблями злорадно заплещут волны…

Идущие по плавучему мосту матросы останавливаются и жёсткими рукавами бушлатов вытирают глаза. Раскаты громыхающей бомбардировки кажутся траурной музыкой.