Эрих Кестнер: Эмиль и сыщики. Две повести

Сперва Джекки выжал стойку, потом пошел по сцене на руках. Потом он сделал шпагат, а потом мостик. Зрители хлопали. И тут Джекки стая крутить сальто; он кувыркался все быстрее и быстрее, а потом колесом наискосок пересек всю сцену!

Дети вопили и хлопали так, что у них ладошки распухли. Взрослые тоже были в восторге.

Наконец занавес закрыли. Но прежде чем успели выйти все зрители первого сеанса, в зал вломились ребята на второй сеанс. Поднялся такой шум и такая толкотня, что и представить себе невозможно.

— Сальто мне очень понравилось, — сказала бабушка. — Надо завтра самой попробовать.

Вечером к причалу снова подали два парохода, чтобы развезти детей по домам. Ребята с бою занимали места.

— Пароль «Эмиль»! — орали ребята на пароходе, плывущем на восток.

— Пароль «Эмиль»! — орали ребята на пароходе, плывущем на запад.

— Пароль «Эмиль»! — орали ребята из Корлсбюттеля, стоящие на причале.

На пароходах зажгли разноцветные фонарики. Один ушел направо, другой налево. А Эмиль и сыщики все стояли на причале и молча провожали глазами уходящие пароходы.

Прибежал Джекки.

— Ах, вот вы где! А я вас повсюду искал. Этот день я никогда не забуду! — сказал он в восторге. — Знаете, какое предложение мне сделал директор кино? Чтобы я выступал у него перед сеансами. А жить я буду у капитана Шмауха. Он меня пригласил. И по вечерам мы с ним на террасе будем играть в подкидного дурака.

В море плыли два освещенных разноцветными фонариками парохода. Волны набегали одна на другую, и белые гребни светились в темноте.

Потом Густав откашлялся, обнял за плечи ребят и сказал:

— Мы останемся друзьями навсегда. Даже когда у нас вырастут бороды, мы все равно будем вместе.

Ребята молчали, но они были того же мнения.

Помните, с чего начинается эта книжка? Прежде чем приступить к самому рассказу, её автор, немецкий писатель Эрих Кестнер, представил нам будущих действующих лиц и назвал два-три места, где должно разворачиваться действие этой истории; он как бы рассыпал перед нами кубики с картинками: смотрите, ребята, из чего я строю! Вот Эмиль, который жарит маме яичницу, когда она больна; а вот его мама, которой приходится весь день завивать разных дам, чтобы Эмиль мог учиться в школе; а вот купе поезда, а в нём господин, о котором пока ещё никто ничего не знает; а вот большое здание — это банк; а вот и мальчишка с клаксоном… И вы смотрели па эти картинки, и многие из вас, я уверена, с недоумением пожимали плечами: очень уж они обыденные, какие-то слишком знакомые,-разве из них сложишь что-нибудь интересное, такое, чтобы дух захватывало? Может, и правда куда лучше было бы почитать про девочку-папуаску, про эту самую «Петрозилью из джунглей», которая вплавь пересекает океан, чтобы получить новую зубную щётку? Может, напрасно Кестнер бросил писать свой детский приключенческий роман, «споткнувшись о ногу кита»? Но держу пари, что, едва начав читать про Эмиля, вы уже так не думали, потому что вас наверняка захватили его удивительные приключения. Как получился из самого обыденного и повседневного такой увлекательный рассказ? Как свершилось это чудо? Почему эта незатейливая история вот ужо более 40 лет продолжает волновать ребят во всех странах мира?

«Эмиль и сыщики» — это первая книга для детей, которую написал Эрих Кестнер. Она вышла в 1928 году, когда ему было 29 лет. И хотя детство осталось далеко позади, он помнил о нём всё — «словно это было вчера»: и как он морозным утром, перед школой, бежал домой из лавки по ещё тёмной улице, а в свете газового фонаря кружились снежинки; и как керосин плескался в бидоне, а сетка с картошкой оттягивала руку; и как он стучал ногой в дверь, а потом, схватив ранец, который в коридоре «переминался с ноги на ногу от нетерпенья», мчался в школу.., Так подробно он сохранил память о звуках, запахах, цветах и образах своего детства, трудного, бедного, но счастливого детства. И эти живые воспоминания, эти живые чувства, не угасшие в нём за годы взрослой жизни, легли в основу его повести об Эмиле, сделали её живой, а значит, и волнующей нас книгой.

Но этого мало, чтобы ответить на вопрос о чуде, благодаря которому эта книга имела и продолжает иметь такой небывалый успех. Ведь Кестнер рассказал в «Эмиле и сыщиках» не про своё детство. Из огромного богатства своей памяти он отбирал лишь то, о чём «стоило рассказать» — рассказать, чтобы что-то передать новому поколению, от чего-то предостеречь, чему-то научить. Его мама, тоже парикмахерша, он сам, каким он себя помнит, его кузина Дора — всё это вобралось в его повесть, но писал он о тех детях и для тех детей, которые подрастали, когда он был уже взрослым и работал в газете. Это было тревожное для Германии время. Страна переживала тяжелейший экономический кризис, и безработица доводила людей до нищеты и отчаяния. Эту обстановку ловко использовала фашистская партия, чтобы расширить своё влияние. Эрих Кестнер разделял ненависть лучшей части немецкого народа к надвигающемуся фашизму. Ненависть и надежду, что фашизму, как и любому злу, можно оказать сопротивление, если «взяться дружно», если всем объединиться, проявить солидарность. Эту надежду питали тогда многие люди в Германии; они выходили на улицу с «Песней о солидарности», слова которой написал знаменитый немецкий революционный поэт