Эрих Кестнер - Эмиль и сыщики. Две повести

— Уже давно решено, что они поженятся.

— Ничего не решено, — возразила бабушка. — Ничего не решено.

Прибежала Пони, показала свой букет и крикнула:

— Я, кажется, хочу стать садовницей.

— Я согласна, я согласна, чтобы ты стала садовницей. На прошлой неделе ты хотела стать медсестрой. Две недели назад — фармацевтом. Продолжай в том же духе, продолжай в том же духе. Вот только если скажешь, что будешь пожарником, я тебе не поверю.

— Трудно найти себе профессию по душе, — сказала Пони. — Если бы у меня было много денег, я купила бы самолет и стала летчицей.

— А если бы у твоей бабушки были колеса, она была бы автобусом, сказала бабушка. — А теперь неси цветы домой и поставь их в воду. Иди, прекрасная садовница.

Пони не хотела уходить.

— Иди, иди, у нас с Эмилем серьезный разговор.

— Я обожаю серьезные разговоры, — сказала Пони.

Бабушка строго посмотрела на внучку. Пони пожала плечами, продекламировала: «Она исчезла, утопая в сиянии голубого дня» — и ушла. Эмиль довольно долго сидел молча. Все тише и тише звучала песня, которую напевала Пони. Наконец Эмиль спросил:

— Бабушка, а почему это еще не решено окончательно?

— Не знаю. Так тебе нравится этот старшина?

— Да. И у нас с ним приличные отношения. Я его зову Генрих, по имени. А главное, его любит мама.

— Что верно, то верно, — согласилась бабушка. — Но мне кажется, что именно это тебе и неприятно. Не спорь! Когда имеешь такого прекрасного, горячо любящего сына, муж не нужен. Ты, наверно, так считаешь?

— Да, пожалуй, — признался Эмиль. — Только ты это выразила очень грубо.

— Так и надо, мой мальчик, так и надо! Если один не хочет говорить, другому приходится преувеличивать.

— Я маме никогда в этом не признаюсь, — сказал Эмиль, — но я, честно говоря, представлял себе нашу жизнь иначе. Я думал, мы всегда будем вместе. Вдвоем. Но ведь она его любит, и это все решает. А я… Я ничем себя не выдам.

— Ты уверен? — спросила бабушка. — А ты бы посмотрел как-нибудь в зеркало. Тот, кто приносит жертву, не должен сам иметь вид жертвы. Я близорукая старуха. Но, чтобы все прочесть на твоем лице, очки не нужны. В один прекрасный день твоя мать это тоже увидит. И тогда уже ничего не исправишь.

Бабушка порылась в своей сумке и вынула оттуда письмо и очки.

— Я прочту тебе одно место из ее письма. Хотя я, наверно, не должна этого делать. Но я хочу тебе показать, как плохо ты знаешь свою мать. Бабушка нацепила на нос очки и стала читать:

Йешке в самом деле очень милый, надежный и хороший. Я не встречала до него человека, за которого я могла бы выйти замуж, если вообще решиться на этот шаг. Дорогая мама, только тебе я могу признаться, что охотнее всего я осталась бы вдвоем с Эмилем. Йешке, конечно, об этом не подозревает и никогда этого не узнает. Но что мне делать? Со мной может в любой момент что-нибудь случиться. И что тогда будет с мальчиком? А вдруг я перестану зарабатывать? Мой доход и так уже заметно уменьшился. На рыночной площади открылась новая парикмахерская, и все торговки стали ходить туда, потому что жена парикмахера — их постоянная покупательница. Я должна подумать о будущем Эмиля. Это для меня самое важное в жизни. И я буду Йешке хорошей женой. Я это твердо решила. Он заслуживает доброго отношения. Но по-настоящему я люблю только моего единственного, моего дорогого мальчика.

Бабушка положила письмо на колени. Она долго смотрела в одну точку, потом медленно сняла очки.

Эмиль был бледен. Он стиснул зубы. Потом вдруг опустил голову и заплакал.

— Да, да, мой мальчик! Да, да, мой мальчик! Она замолчала и дала ему выплакаться. Спустя некоторое время она сказала:

— Ты любишь только ее, а она — только тебя. И оба вы, несмотря на такую большую любовь, не поняли друг друга и заставили друг друга страдать. Такое случается в жизни. Да, случается.

Сойка с криком пронеслась над верхушками деревьев.

Эмиль вытер глаза и посмотрел на бабушку.

— Я не знаю, что мне делать! Разве я могу допустить, чтобы она вышла замуж ради меня? Когда мы оба больше всего хотим жить вдвоем? Что же мне делать?

— Что тебе делать? Есть два пути, мой мальчик. Либо ты, вернувшись домой, попросишь ее не выходить замуж. Вы кинетесь друг другу в объятия, и с этим делом будет покончено раз и навсегда.

— Либо?

— Либо ты ей ни слова не скажешь! И до самой смерти будешь скрывать от нее свои чувства! И не будешь ходить с видом жертвы! Что выбрать, ты можешь решить только сам. Но я хочу тебе сказать лишь одно: ты становишься старше и твоя мать тоже становится старше. На словах это куда проще, чем на самом деле. Сумеешь ли ты уже через несколько лет зарабатывать достаточно, чтобы вы могли жить? И если даже сумеешь, то где? В Нойштадте? Нет, мой мальчик. Наступает день, когда приходится уезжать из дому. И даже если нужда не гонит, это все равно следует сделать! И тогда твоя мама останется дома одна. Без сына. Без мужа. Совсем одна. И еще вот что: через десять-двенадцать лет ты, наверное, сам женишься. Что будет тогда? Мать и молодая жена плохо уживаются под одной крышей. Я это хорошо знаю. Я это сама пережила. — У бабушки были такие глаза, что казалось, она глядит не в лес, а в прошлое. Если твоя мама выйдет замуж, каждый из вас принесет другому жертву. Но она никогда не узнает, что я тебе рассказала об ее жертве. И она также никогда не узнает, что и ты ей тоже принес жертву! Потому груз, который она берет на себя ради тебя, будет легче, чем тот, который ты несешь ради нее. Ты меня понял, мой мальчик?