Гудрун Паузеванг - Облако

Янна-Берта не радовалась последнему школьному дню, и, когда он наступил, она с тоской подумала о каникулах. В свидетельстве об успеваемости, которое ей вручили, значилось, что её переводят в следующий класс условно.

— Потому что ты пришла в школу в конце года, — объяснили ей, — и без документов. Мы ещё не вполне разобрались, каковы твои способности.

На перемене девочка из её класса раздавала пригласительные открытки на свой день рождения. Янна-Берта приглашения не получила.

— Забудь об этом, — посоветовал ей парень из Бамберга, неожиданно оказавшийся рядом с ней. — Тебя не пригласили точно так же, как и меня. Дело не в ней, а в её мамаше: она против.

Янна-Берта понимающе кивнула. Разве она способна украсить собой праздник?

Как только учитель их отпустил, все тут же разбежались. Лишь она осталась поджидать Эльмара около его класса. Но все вышли, а он так и не появился.

— А ты ничего не знаешь? — спросил один парень. — Его не перевели, и приходить ему сегодня было незачем.

— Эльмара? — Янна-Берта не могла поверить услышанному.

— Он же ничего не делал и только молчал, — просветили её. — Он просто скис.

Янна-Берта чувствовала, что вот-вот расплачется.

— Дома, — сказала она, — дома он был самый лучший.

— Дома мы все были самыми лучшими! — крикнул кто-то.

Она ушла.

Хельга вернулась домой раньше обычного. Янна-Берта молча положила свидетельство на письменный стол.

— Я уже узнавала про твои отметки, — сказала Хельга. — В каникулы тебе надо будет серьёзно подтянуться, я об этом позабочусь.

— Я хочу ещё кое-кого позвать на свой день рождения, — заявила Янна-Берта.

Она назвала Эльмара. К её удивлению, Хельга не возражала.

— Он тоже лысый.

Хельга бросила на неё пронизывающий взгляд.

— Он мне нравится! — выкрикнула Янна-Берта и убежала к себе в комнату.

Ужин проходил в полном молчании. Янна-Берта была удивлена. Тётя Фримель съела лишь несколько кусочков.

— Ну что ты сразу впадаешь в панику только из-за того, что у тебя выпало несколько волосков? — произнёс негромко дядя Фримель и погладил её по руке.

— Ах, что ты в этом понимаешь! — воскликнула она, встала и скрылась в своей комнате, не дожидаясь, пока остальные закончат ужинать. Прежде она никогда так не поступала. Напротив, находила неподобающим такое поведение Янны-Берты. Дядя Фримель, покашливая, продолжал сидеть за столом. После еды он включил телевизор.

— Встреча с экспертами, — проворчал он, — каждый божий день — встречи с экспертами.

Он снова выключил телевизор, пожелал всем спокойной ночи и тоже удалился. Хельга, составив грязную посуду в машину, уселась в своем кабинете за письменный стол. Янна-Берта осталась одна в гостиной.

Ничего подобного никогда ещё не было. Голоса Фримелей звучали еле слышно в отдалении, пока не замерли окончательно. Несколько мух с жужжанием кружились вокруг лампы. Янна-Берта включила телевизор. Всё ещё разговор с экспертами. Естественно, о катастрофе. Выступал как раз новый министр внутренних дел. Она услышала его с середины фразы:

— …Они на нас сваливают всю вину! — говорил он взволнованно одному из своих собеседников, которого Янна-Берта не знала.

— Вы правы: в конечном счёте именно мы ответственны за то, что после Чернобыля не отключили все атомные реакторы. Но, простите, как так получилось, что было принято решение их не отключать? Это решение приняли в результате долгого демократического процесса, в котором участвовали все: ученые, политики и, не в последнюю очередь, граждане, которые этих политиков выбирали. Да и кто из политиков стал бы скрывать свою позицию по вопросу ядерной энергии? Нет, если вы полагаете, будто в лице политиков нашли единственных виновников, то это очень поверхностный подход. Мы все виноваты в том, что произошло, и нам всем нужно…

Янне-Берте вспомнились каменные фигурки на полке во временном госпитале Херлесхаузена. Они были прохладные и шероховатые.

— Но ведь мы всегда указывали на остаточный риск! — горячо возразил представитель фирмы, эксплуатирующей АЭС. — Вы же не станете этого отрицать?

Один другого стоил. И никто не хотел брать вину на себя.

Янна-Берта выключила телевизор и легла в постель.

Ночью ей не спалось. Перед ней были долгие недели каникул. Во времена до Графенрайнфельда — самые лучшие недели в году. Сейчас же они, скорее всего, станут морем одиночества, тоски и печали. Она боялась этого ужасного дня рождения с бесконечной чередой соболезнований, с бессмысленными подарками и полным набором предрассудков. Она видела себя стоящей в чёрной одежде рядом с Эльмаром и чувствовала, как заражается его безысходностью.