Сельма Лагерлеф - Том 2. Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции. Сказки

Мальчик был уверен, что и Акка, и дикие гуси слышали эти песни и похвала птиц зачтется ему. Однако пятница прошла, а никто и не подумал заикнуться: пусть мол, Нильс останется с ними.

До самой субботы гуси паслись на полях вокруг Эведа, и Смирре-лис их не тревожил. Но когда субботним утром они прилетели на поля, он был уже тут как тут — лежал в засаде. Им так и не удалось пощипать травы — лис гонял гусей с одного поля на другое. Акка поняла, что Смирре не собирается оставить их в покое. Она приняла решение перелететь со всей стаей на много миль дальше — через равнины уезда Фер и холмы горной гряды Линдерёдсосен. Гуси поднялись в воздух и опустились лишь в окрестностях поместья Витшёвле.

Но здесь, у Витшёвле, белого гусака, как уже говорилось, похитили. И не помоги ему Нильс, гусаку нипочем бы не спастись.

Возвращаясь в субботу вечером вместе с Мортеном к озеру Вомбшён, Нильс изнывал от желания узнать, что скажут Акка и дикие гуси. Уж сегодня-то он показал себя как нельзя лучше! Что правда, то правда, гуси не скупились на похвалы. И только одного-единственного слова, которое он особенно жаждал услышать, они так и не произнесли.

Снова настало воскресенье. Прошла уже целая неделя с того дня, когда мальчика заколдовали. Он по-прежнему был мал, но теперь, похоже, это не очень его огорчало. В воскресенье после полудня он сидел, примостившись на ветке высокой раскидистой ивы на берегу озера, и играл на тростниковой дудочке. Вокруг теснилось множество синиц, зябликов и скворцов — сколько могло поместиться на дереве. Птицы громко распевали, а Нильс пытался подражать им на своей дудочке. Но он был так неискусен и так фальшивил, что у его маленьких наставников все перышки вставали дыбом. Бедные пташки жалобно вскрикивали и в отчаянии всплескивали крылышками. Слушать, как они изо всех сил стараются научить его, было так забавно, что Нильс засмеялся и выронил дудочку.

Потом он заиграл снова, и снова у него ничего не получилось. Огорченные пташки сетовали:

— Нынче, Малыш-Коротыш, ты играешь хуже обычного. Ты не взял ни одной правильной нотки. О чем ты думаешь, Малыш-Коротыш?

— Совсем о другом, — признался Нильс.

И правда, его занимала лишь мысль о том, сколько времени он останется с дикими гусями. А может, его еще нынче отошлют домой?

Внезапно мальчик отбросил дудочку и соскочил с дерева. Он увидел, что к нему длинной вереницей во главе с Аккой направляются дикие гуси. Они шли непривычно медленно и торжественно. Нильс понял: сейчас он узнает, какое они приняли решение.

Гуси остановились, и Акка молвила:

— Ты вправе, Малыш-Коротыш, удивляться моей неблагодарности — ведь ты спас меня и стаю от Смирре-лиса. Но я привыкла благодарить не словами, а делами. И кажется, Малыш-Коротыш, нынче мне удалось оказать тебе большую услугу. Я послала гонца к домовому, который тебя заколдовал, с наказом поведать ему, сколь благородно ты повел себя с нами. Поначалу домовой и слышать не желал о том, чтобы снять с тебя заклятье, но я слала гонца за гонцом, и он сменил гнев на милость. Домовой просил передать тебе: вернись домой — и ты снова станешь человеком.

Как обрадовался мальчик, когда дикая гусыня начала свою речь! Но по мере того как она говорила, радость его угасала. Не вымолвив ни слова, он отвернулся и горько заплакал.

— Это что такое? — спросила Акка. — Кажется, ты ожидал от меня еще большей награды?

А мальчик думал о беззаботных днях, о веселых забавах, о вольной жизни, о приключениях и путешествиях высоко-высоко над землей. Больше их ему не видать!

— Не хочу быть человеком! — захныкал он. — Хочу лететь с вами в Лапландию!

— Предупреждаю, — сказала Акка, — этот домовой очень своенравен. Боюсь, если ты не вернешься домой сейчас, упросить его еще раз будет трудно.

Дурной все-таки был этот мальчишка! Все, чем бы он дома ни занимался, казалось ему просто-напросто скучным! Никого в жизни он никогда не любил: ни отца с матерью, ни школьного учителя, ни товарищей по школе, ни мальчиков из соседних усадеб. Единственные, с кем он более или менее знался, были Оса-пастушка и маленький Матс, которые, как и он, пасли на полях гусей. Но и этих детей он не любил по-настоящему. Да какое там любил! И привязан даже не был! Он ни по ком не тосковал, ни к кому не стремился.

— Не хочу быть человеком! — уже кричал Нильс. — Хочу лететь с вами в Лапландию! Думаете, почему я целую неделю был таким добрым?!

— Я не могу запретить тебе лететь с нами, раз ты сам этого желаешь, — сказала Акка. — Только подумай хорошенько, может, ты все-таки больше хочешь вернуться домой? Настанет день, когда ты раскаешься в своем поступке.